Реквием ангела, исповедь демона

Катрина оттолкнула отца назад и повернулась к телу Марка. Она ещё не простилась с любимым. И не знала, когда будет к этому готова.

Зан оглянулся на Джареда и Элиэна, потом неожиданно схватил Катрину за плечо и начал тащить по полу от тела убитого. Вслед за полами плаща Катрины потянулись широкие разводы крови.

— Ты не будешь мне перечить! — прорычал Зан, перехватив руками одежду Катрины и подтащив к себе ещё.

— Оставь меня! — закричала Катрина. — Дай мне побыть с ним наедине.

— Да ни за что! — скривился Зан.

Он дернул её вверх. Катрина кричала, вырывалась, била лорда-маршала, бросая безнадежные взгляды на окровавленное тело фотографа, но Зан неумолимо забирал опустошенную Катрину прочь от возможности даже оплакать свою любовь.

Джаред и Элиэн стали спускаться по лестнице. Зан толкнул Катрину к ступеням и удовлетворенно поправил мундир.

— Зачем ты так поступаешь со мной? — с болью в глазах задохнулась Катрина.

— Я поступаю единственно правильным образом, — идя следом, сказал Зан, даже не взглянув на дочь. — Солнце скоро взойдет.

Катрина вышла на улицу и увидела, что небо прояснилось. Золотые лучи протягивались высоко в небе. Она прошла к черному Роллс-ройсу и оглянулась на дом, который видела в последний раз.

— Я всегда буду тебя помнить, — прошептала Катрина, глядя на знакомые окна. — Прости меня.

Шествие вампиров заключал Зан. Он вышел из подъезда, обошел машину и сел на заднее сиденье. Катрина ещё стояла возле дверцы напротив, хватаясь за ускользавшие теплые воспоминания.

В морозном воздухе что-то теплое коснулось щеки наемницы. Ещё одна горькая обжигающая слеза.

Дверца возле неё настойчиво распахнулась изнутри. Катрина опустила голову, накрыла блестящие глаза мокрыми ресницами и села в машину. Сегодня она больше не могла противостоять Зану. Но с годами боль внутри неё наберет столько мощи, что погубит даже ад.

Черный Роллс-ройс тронулся дерзко навстречу заре.

Глава 20. Багровый снег

Requiem aeternam dona eis Domine[1]

Любовь не спасет мир. Не спасет жизни людей.

Сегодня окрашенная пороком кровавой жажды любовь убила жизнь.

Это начало, и это конец.

Ярко светило солнце. Шторы церемониального зала открыли, чтобы слуги могли свободно работать в доме после ночи бала памяти. Вэллкаты должны были уехать первыми, и слуги готовили всё к их отбытию. В золотисто-белых лучах солнца, столпами вливающихся через высокие окна, блестела кровь. Весь пол в церемониальном зале был залит кровью. Стены окрасили алые блики отраженного света, и зал напоминал неведомые дали ужасного мира, где в свете дня мерцают озера крови. Зеркала на стенах лишь преумножали бескрайность этой обители боли.

Над багровым озером высился портрет в тяжелой раме. Женщина в белом платье удовлетворенно и чуть скорбно смотрела с портрета поверх кровавой глади. Её глаза казались теперь огненными. Кровь заливала и надгробную плиту с именем Лауры, постепенно засыхая в каждой трещине и щели.

Бессмертные, вдоволь насладившись пиршеством, спали в комнатах поместья Вормана. Слуги работали тихо, чтобы не потревожить покой мертвецов. А смертные, прибывшие вчера по приглашению, более не произведут ни шороха, ни вздоха. Их останки дожидались кремации во флигеле.

В кабинете шторы оставались задернуты. И узкий лучик света, пробившийся между ними, делил комнату пополам. Здесь витали остатки изысканного дыма от сигар, которые ночью раскурили гости, обсуждавшие с Норбертом дела кланов. Часть помещения со входом в кабинет и противоположная от него тонули во мраке. Из темных глубин бледно поблескивали углы и полки полированной мебели. Луч касался письменного стола, записной книжки на нем, белого чернильного пера и чернильницы.

Когда Виктор, ещё не помышлявший о том, чтобы отойти ко сну из-за слишком насыщенной событиями ночи, вошел в кабинет, он замер, увидев полоску солнечного света, пролегающую от окна. С полминуты он поразмышлял, сможет ли закрыть шторы сам, или ему стоит позвать слугу. Решил позвать слугу и направился к двери, когда из темноты прозвучал смутно знакомый низкий голос:

— Куда же ты, Виктор?

Хозяин дома в недоумении повернулся к окну.

— А я-то думал, мне показалось, что здесь кто-то есть, — сказал он, прищурено вглядевшись сквозь свет. — Ты не можешь выйти из-за солнца?

— Я не хочу выходить, Виктор. Я сама открыла эту штору.

— Я тебя умоляю, зачем? — воскликнул лорд-маршал.

— Чтобы посмотреть на него.

— На кого?

Некоторое время ответа не было, а прозвучав, ответ показался размытым, походившим на начало нового разговора:

— Сегодня какой-то необычный день, верно?

— Я не знаю. Много ты видела истинных дней в своей жизни, чтобы судить о них? — мягко улыбнулся Виктор, опасливо стоя у двери в глубокой тени.

— Почему ты разговариваешь со мной так, как разговаривал с Катриной? — требовательно спросил голос.