РЕЛИГИЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ

И сам автор этих слов показывал наглядный пример ведения такой работы по «обхвату» религии. В настоявшем издании публикуются работы Луначарского «Введение в историю религии» (1918) и «Беседы по марксистскому миросозерцанию» (1924), в которых ва огромном фактическом материале из истории религии и атеизма, общественной мысли, культуры, искусства и науки раскрывается исторически преходящий характер религиозных представлений, показываются причины их возникновения, условия, порождающие их многообразие. Последовательно прослеживая эволюцию религиозных форм, Луначарский одновременно подводил читателя к мысли о несостоятельности богословской апологетики религии, о возможности существования общественных и межличностных отношений без религиозных санкций, без церкви и попов.

В беседе «Марксизм и религия», входящей в цикл «Бесед по марксистскому миросозерцанию», Луначарский обращается и к такой важной проблеме, как отношение марксизма к религии, разъясняет подход пролетарской философии к этому социальному явлению.

«Марксизм, — подчеркивал Луначарский, — обладает… оружием, только ему, как таковому, присущим, а именно законченным социальным анализом религии» (с. 237). И Луначарский великолепно владел этим оружием. Он показывал, что только «социальная борьба под красным знаменем приведет к переходу человечества из царства необходимости в царство свободы. Социализм есть такая общественная организация, при которой общество упорядочивает свою собственную жизнь. Идея провидения, как и идея случая, совершенно изгнана будет тогда из сознания не только теоретически, но и практически повседневным опытом» (с. 238).

Одним из кардинальных принципов социалистической культуры является бережное отношение к наследию. В этом принципе нашла воплощение мудрая, прозорливая, опирающаяся на знание закономерностей общественного развития политика партии по сохранению и умножению культурного достояния народа. С первых дней своего существования Советская власть решительно выступила против беспринципного, нигилистического, некритического отношения к предшествующей культуре, вела острую борьбу против мелкобуржуазных, левацких взглядов на культурное наследие, нашедших, в частности, проявление в пролеткультовских декларациях сокрушения «старого» искусства, «старой» культуры.

Буквально с первых часов победы Советской власти были предприняты шаги к защите культурных ценностей от уничтожения и разрушения. 10 ноября 1917 г. в «Известиях» публикуется письмо А. В. Луначарского к отрядам Красной Гвардии, охранявшим Зимний дворец: «Я, как народный комиссар просвещения, болевший душой за целость художественных и исторических достояний народа, не могу не выразить с восторженной радостью своей глубочайшей благодарности чудесной новорожденной петроградского пролетариата — Красной Гвардии за то, что а в деле сбережения народных сокровищ она являет примеры, достойные преклонения»[15].

Победа революции сопровождалась злобной клеветой, грязными слухами, распространявшимися контрреволюцией. Эсеро–меныпевистская и буржуазная пресса взывала к мировой общественности с призывом защитить русскую культуру от поднявшихся на борьбу варваров. Сообщались различные «достоверные» данные об уничтожении дворцов Кремля, кремлевских и Других соборов, проводился даже подсчет «невосполнимого» ущерба, нанесенного историческим сокровищам, публиковались обращения к Советской власти дезориентированных провокаторами деятелей культуры.

На короткое время — одни сутки — жертвой этих слухов стал даже А. В. Луначарский. 2 ноября 1917 г. он обратился в Совнарком со следующим письмом: «Я только что услышал от очевидцев то, что произошло в Москве. Собор Василия Блаженного, Успенский собор разрушаются. Кремль, где собраны сейчас все важнейшие художественные сокровища Петрограда и Москвы, бомбардируется. Жертв тысячи. Борьба ожесточается до звериной злобы. Что еще будет? Куда идти дальше! Вынести этого я не могу. Моя мера переполнена. Остановить этот ужас я бессилен. Работать под гнетом этих мыслей, сводящих с ума, нельзя. Вот почему я выхожу в отставку из Совета Народных Комиссаров. Я сознаю всю тяжесть этого решения. Но я не могу больше»[16].