Религия и социализм. Том I

Регресс очевидный. Но во всех ли отношениях? Нет, ибо подготовляется идеал «царствия божия на земли» с его двумя постулатами — господства сиящей церкви людской над стихиями (силою бога Логоса) и торжества справедливости в смысле братства и равенства в недрах церкви праведников. Несмотря на мистические краски, на убывающую людскую энергию, на тенденцию теологизировать всю жизнь, — идеал в своем внутреннем человечном существе стал выше идеала чистой античности, выше идеала Платона. В нем внутренне больше общего с позитивным идеалом царства человечности. Романтический порыв демократии античного декаданса близок по духу романтической тоске современного человека по красоте, власти, совершенству и справедливости. Позднейшей мысли надо будет лишь вернуть идеал земле, придать ему черты мужественности и сделать его программой чисто человеческой борьбы и чисто–человеческого труда. Но для этого ей надо было и надо будет черпать из сокровищницы жизни радостной эпохи античности с её любовью к земле, телу, реальной жизни, для этого нужно будет способствовать возрождению общественного инстинкта опять таки в его реалистической форме. Классическая радость жизни плюс вечное стремление к завоеванию, к росту. Ненасытный идеализм романтизма, одетый в прекрасные формы самоуверенной человечности. Такой идеал и рисует нам Гёте в заключительных речах Фауста — строителя, Фауста — общественного деятеля. Сделать каждого человека таким Фаустом во всем богатстве его душевного строя вот задача философского и художественного самовоспитания человека. Но задача эта не будет решена раньше, чем не будут созданы подходящие условия: их создаст торжествующий социализм.

Оглядываясь на пройденный путь и готовясь к дальнейшему изложению религиозного развития духа, мы можем повторить сильные строки Джемса Дармштетера: «Религия не есть небесное откровение, но она и не измышление обманщиков. Это разрешение толпы страшных загадок, задаваемой средою. Человек решает их, следуя призывам извне и изнутри. Это грезы на тему о фантасмагориях природы и тайнах судьбы человеческого рода».

Но новая религия мечта ли только? Нет, это надежда, надежда более основательная, чем присущая какой угодно другой религии. Надежда, конечно, все же может обмануть нас. Но пусть человечество не победит, пусть ему суждена когда–то смерть, религия труда поможет ему прожить прекрасную жизнь, и смоет с понятия религии вообще справедливое обвинение в том, что она давала до сих пор свои ласки человечеству за слишком дорогую цену. Религия рационализируется, очищается, но не теряет ничего в своей глубине, торжественной силе, восхищающей красоте: в ней человек видит чистейшее отражение своего великого вида, познает себя великого стихией — Человеком, и приобретает с нею героическую решимость, отвергая себя, превозмогая свое я, бороться в тысячелетней борьбе за Человека, несмотря на то, что исход борьбы скрыт от наших глаз густым туманом грядущего. Религия — это энтузиазм, а «без энтузиазма не дано людям создать ничего великого.»