Ренессанс. У истоков современности

О судьбе любовницы и ее четырнадцати детей ничего не известно. Друзья упивались его нравственной чистотой и добродетельностью. Враги распространяли истории о равнодушии, приводя в пример брошенных внебрачных детей. Согласно Валле, Поджо отменил процесс признания четверых сыновей, рожденных Лучой, законными. Это обвинение может быть и злостным наветом, которыми традиционно обменивались гуманисты-соперники, хотя у нас нет и свидетельств, которые указывали бы на то, что Поджо проявлял заботу о тех, от кого отказывался.

Как мирянин, Поджо не был обязан уходить со службы при папском дворе после женитьбы. Он ревностно служил папе Евгению IV в продолжение многих лет, отмеченных острыми конфликтами между папством и церковными соборами, дипломатическими дрязгами, гонениями на еретиков, военными авантюрами, побегами и полномасштабной войной. После смерти Евгения в 1447 году Поджо остался на посту апостолического секретаря папы Николая V.

Это уже был восьмой по счету папа, которому служил Поджо в качестве секретаря, и постаревший чиновник, которому уже было далеко за шестьдесят, начал чувствовать усталость. Кроме того, его отвлекали другие дела. Все больше времени у него отнимало сочинительство, требовало внимания и растущее семейство. Вследствие флорентийского происхождения жены активизировались контакты с этим городом, ценные для Поджо. Он считал Флоренцию и своим родным городом и старался посещать его хотя бы раз в год. С другой стороны, ему приносила удовлетворение служба при новом понтифике. Еще до избрания Николай V, в миру Томмазо да Сарцана, проявил себя как просвещенный гуманист. Он отличался той же склонностью к классическим познаниям, которая была присуща Петрарке, Салютати и другим выдающимся гуманистам.

Поджо, повстречавшийся с ним в Болонье и успевший подружиться, в 1440 году посвятил ему одно из своих произведений – «О несчастии государей». Теперь в поздравительном послании, отправленном по случаю избрания, он заверял папу в том, что не всем государям уготовано быть несчастными. Ваше новое, высокое положение, возможно, лишит вас радостей, которые приносят дружба и литература, писал Поджо, но вы по крайней мере можете стать «покровителем людей-гениев и будете способствовать тому, чтобы свободные искусства подняли свои поникшие головы»[293]. «Позвольте надеяться, ваше святейшество, – добавлял Поджо, – что вы не забудете ваших старых друзей, среди которых нахожусь и я».

Хотя властвованием Николая V Поджо мог быть в целом доволен, идиллия, о которой мечтал апостолический секретарь, оказалась призрачной. Именно в этот период состоялась потасовка с Георгием Трапезундским – с воплями и нанесением ударов. Его, наверно, расстроило и то, что папа, в котором он хотел видеть патрона гениев, взял к себе апостолическим секретарем заклятого врага Лоренцо Валлу. Поджо и Валла не преминули сразу же ввязаться в публичную перебранку, награждая друг друга ехидными комментариями по поводу ошибок в латыни и еще более язвительными замечаниями в отношении личной гигиены, секса и семьи.

Пошлость ссор только усиливала желание уйти в отставку, не покидавшее Поджо с того времени, когда он купил дом в Террануове и начал коллекционировать древние артефакты. Поджо уже заслужил право на отдых: он пользовался широкой известностью как знаток античности, ученый, писатель и влиятельный папский чиновник. Поджо завел друзей во Флоренции, породнившись с одной из самых знатных семей города, сблизился с родом Медичи. Хотя он большую часть взрослой жизни провел в Риме, флорентийцы с радостью приняли бы его в свое сообщество. Правительство Тосканы одобрило законопроект, специально посвященный его особе. В нем с удовлетворением отмечалось, что Поджо заявил о своем намерении вернуться на родную землю и провести остаток жизни в научных изысканиях. Поскольку литературные труды не позволяют ему достичь того же уровня достатка, какой дает коммерческая деятельность, то и он сам, и его дети освобождаются от уплаты всех налогов.

В апреле 1453 года умер канцлер Флоренции Карло Марсуппини. Канцлер был убежденным гуманистом, перед смертью он переводил «Илиаду» на латынь. Это пост уже не воплощал сосредоточие государственной власти, усиление могущества Медичи снизило политическую значимость канцлерства. Много лет минуло с тех пор, когда владение классической риторикой Салютати имело решающее значение для выживания республики. Однако традиция, чтобы пост канцлера занимал выдающийся ученый, утвердилась: в этом качестве два срока прослужил друг Поджо, необычайно одаренный историк Леонардо Бруни.