Ренессанс. У истоков современности

На исходе XV века Флоренцией как сугубо «христианской республикой» несколько лет правил Джироламо Савонарола. Под влиянием его страстных и притягательных проповедей значительную часть населения Флоренции, как представителей знати, так и простолюдинов, охватила истерия покаяния. Педерастия наказывалась смертной казнью; банкиры и купцы подвергались нападкам за роскошь и равнодушие к беднякам; пресекалось увлечение азартными играми, танцами и пением и всеми другими занятиями ради удовольствия. Наиболее запоминающейся драконовской мерой, прославившей правление Савонаролы, были так называемые «костры тщеславия»: самые ярые сторонники монаха ходили по улицам, врываясь в дома горожан, и собирали греховные предметы – зеркала, косметику, обольстительные одеяния, песенники, музыкальные инструменты, игральные карты и кости, языческие скульптуры и картины, произведения античных поэтов – и кидали их в огромный костер на Пьяцца делла Синьория.

Спустя некоторое время город устал от пуританизма Савонаролы, и 23 мая 1498 года его, закованного в цепи, повесили вместе с двумя самыми оголтелыми сторонниками и сожгли на том же месте, где он устраивал показательные спектакли с сожжением греховных предметов. Но когда диктатор был на вершине могущества и держал граждан в благоговейном страхе, он с удовольствием нападал на античных философов в великопостных проповедях, адресуя свой сарказм самой легковерной аудитории – женщинам. «Слушайте, женщины! – кричал он толпе. – Есть люди, утверждающие, что этот мир сотворен из атомов, то есть мельчайших частиц, летающих в воздухе»[295]

. Смакуя очевидную для него абсурдность такого утверждения, монах призывал затем слушателей посмеяться вместе с ним: «Теперь, женщины, посмейтесь над умственными способностями этих ученых мужей!»

К девяностым годам XV века, то есть через шестьдесят – семьдесят лет после возрождения поэмы Лукреция, атомистическое учение уже пользовалось такой известностью, что возникла необходимость в его осмеянии. Конечно, известность еще не означала, что открыто признавалась его истинность. Никакой благоразумный человек не осмелился бы во всеуслышание сказать: «Я считаю, что мир состоит только лишь из атомов и пустоты, а и душой и телом мы представляем собой фантастические сложные структуры атомов, связанных между собой на определенное время и обреченных на то, чтобы однажды распасться». Ни один из уважаемых граждан не стал бы открыто утверждать: «Душа умирает вместе с телом. Нет никакого Суда Божьего после смерти. Вселенная не создана для нас некоей божественной волей, и все разговоры о загробной жизни – чистейшая фантазия». Никто из разумных людей, желавших спокойного и мирного существования, не говорил бы на публике: «Проповедники, требующие от нас, чтобы мы жили в страхе и боялись вечных мук, лгут. Бог не интересуется нашими деяниями, и, хотя природа прекрасна и удивительно сложна, нет никаких свидетельств того, что она сотворена по чьему-то очень проницательному замыслу. Для нас важнее всего стремиться к удовольствиям, ибо удовольствие – наивысшая цель нашего существования». Никто не произнес бы и такие слова: «Смерть – ничто для нас, она не должна нас волновать». Но все эти дерзновенные идеи, порожденные Лукрецием, находили понимание там, где уже заявляло о себе ренессансное мышление.

В то же самое время, когда Савонарола призывал слушателей насмехаться над сторонниками атомизма, один молодой флорентиец переписывал для себя полный текст поэмы «О природе вещей». Ни в одном из своих знаменитых произведений он ни разу не упомянул об этом факте, хотя влияние идей Лукреция на этого молодого человека обнаружить нетрудно. Он был благоразумным гражданином. Тем не менее почерк выдал его в 1961 году: скопировал поэму Никколо Макиавелли[296]

. Его копия поэмы Лукреция хранится в Ватиканской библиотеке – MS Rossi 884. Разве не достойное место для хранения детища Поджо, апостолического секретаря? По примеру, поданному другом Поджо, папой-гуманистом Николаем V, классическим текстам отведено в Ватиканской библиотеке почетное место[297].