Ренуар. Частная жизнь

Наконец через месяц после этих безрадостных посланий Ренуар с новообретенной уверенностью в себе пишет Дюран-Рюэлю: «Привезу с собой несколько эскизов. В Париже решим, чего они стоят. Здесь я не понимаю. В любом случае, мне кажется, я сдвинулся с места и смогу продуктивно работать в мастерской»[691]. Судя по всему, агент не разделял энтузиазма художника и, видимо, высказал ему свои представления о том, как нужно писать, чтобы работы нравились клиентам. Через три месяца, в июле 1891 года, Ренуар пожаловался Кассатт, которая сообщила об этом Писсарро, а тот – своему сыну: «Похоже, по словам мисс Кассатт, он [Дюран-Рюэль] берет все подряд у Ренуара, который очень недоволен тем, что вынужден писать так, чтобы понравиться публике!»[692]

Ренуар, как это было для него типично, напрямую не высказал агенту своих обид.

Хотя Ренуара и смущали требования Дюран-Рюэля, он одновременно пытался возродить свой портретный бизнес, в частности написал большой семейный портрет, который предполагал выставить на Салоне, как когда-то портрет семьи Шарпантье. В январе 1888 года Ренуар сделал предложение своему другу, еврейскому поэту-символисту Катюлю Мендесу, который жил с пианисткой-виртуозом и композитором Огюстой Ольме, – у них на двоих было пятеро детей, троих из которых Ренуар задумал написать: «Дорогой друг, мне… нужно, чтобы Вы мне срочно сказали, хотите ли Вы иметь портреты своих прелестных детей[693]. Я предполагаю выставить их в мае у Пти. Как видите, дело срочное. Вот мои условия, которые Вы, полагаю, примете. 500 франков за три портрета в полный рост и [всех троих] вместе. Старшая у пианино берет ноту, повернувшись к сестре, которая настраивает скрипку. Младшая опирается на пианино и слушает, как и подобает в юном возрасте. И всё. Я бы сделал наброски у Вас в доме, а писал бы у себя. P. S. 500 франков можно выплачивать по 100 франков в месяц. Жду ответа. Ваш друг Ренуар, дом 28 по рю Бреда [адрес мастерской]»[694]

. К письму Ренуар приложил детализированный рисунок, иллюстрирующий замысел картины. Мендес согласился. Ренуар закончил работу вовремя, однако у Пти портрет не выставили. Вместо этого он был показан на выставке у Дюран-Рюэля в мае и июне 1888 года, а потом – на официальном Салоне в мае и июне 1890-го[695]. Этот портрет не пользовался большим успехом на Салоне, возможно, из-за ярких цветов и стилизованных лиц. В итоге попытка Ренуара вернуться к заработку за счет портретов не увенчалась успехом. В 1888 году он получил один заказ от Дюран-Рюэля, на портрет его дочери Мари. На следующий год был получен заказ на портрет мадам де Бонньер. Потом портреты ему иногда заказывали друзья[696]

.

1888 год стал для Ренуара поворотным – не только в творчестве, которое все больше тяготело к классицизму, не только в состоянии здоровья, которое начало постепенно ухудшаться, но и в финансовом положении, которое резко пошло в гору. Дюран-Рюэль, исчезнувший на просторах Америки, добился сногсшибательного успеха в Нью-Йорке, где открыл галерею и начал продавать работы импрессионистов по ценам куда более высоким, чем в Европе. К 1890 году Ренуар и другие импрессионисты наконец-то добились финансового успеха и признания критиков. Впоследствии Дюран-Рюэль сказал в одном интервью: «О! Без Америки я бы пропал, погиб, купив столько Ренуаров и Моне! Две устроенные там в 1886 году выставки спасли меня. Американская публика над нами не насмехалась [в отличие от французской]. Здесь покупали – да, не слишком активно, однако благодаря этому Моне и Ренуар наконец-то начали сводить концы с концами, а потом, как вам известно, подтянулась и французская публика, которая раньше так упрямо отвергала эти работы»[697]. Дюран-Рюэль имеет в виду свою выставку, состоявшуюся в апреле 1886 года в Американской ассоциации искусства и имевшую большой успех. На ней были в основном выставлены импрессионисты, в том числе 38 работ маслом и пастелей Ренуара, а всего около трехсот произведений[698]

. Интерес был так высок, что выставку продлили на май-июнь в Национальной академии дизайна в Нью-Йорке[699]. В августе Дюран-Рюэль написал одному из своих клиентов, Фантен-Латуру: «Не верьте в то, что американцы – дикари. Напротив, они куда менее невежественны и менее консервативны, чем наши французские любители искусства. Я имел большой успех с работами, достоинства которых двадцать лет безуспешно пытался раскрыть парижанам»[700].