Видимо, приемные родители любили Жанну – они включили ее в состав семьи, сделав свою дочь Эжени ее крестной матерью[742]
. Третье крещение они организовали для пятилетней Жанны тогда, когда Эжени достигла тринадцати лет – официального совершеннолетия. В крестные отцы позвали близкого друга семьи Валентен-Жозефа Давида-младшего (1862–1932), которому тоже было тринадцать. В документе о третьем крещении Жанны содержатся те же сведения, что и в свидетельстве о рождении: «Третье крещение; в год тысяча восемьсот семьдесят пятый, двадцать третьего мая крещена мною, нижеподписавшимся священником, Жанна, Маргарита Трео, рожденная от неизвестного отца и Лизы Трео, двадцать первого июля тысяча восемьсот семидесятого года в Париже. Восприемник Валентен Давид, восприемница Эжени Бланше тоже подписали данный документ. Брошар, священник церкви Сен-Маргерит-де-Карруж»[743]. На документе имеется надпись другим почерком: «Признана Ренуаром», которая, возможно, добавлена позднее, поскольку не соответствует действительности: официально Ренуар так и не признал Жанну. Однако неофициальное признание, возможно, все же состоялось, поскольку на момент ее первого причастия в одиннадцатилетнем возрасте священник записал ее имя как «Маргарита Ренуар» (она названа именем матери Ренуара)[744]. На следующий год, при конфирмации в той же церкви, она опять была записана как «Маргарита Ренуар»[745]. Впоследствии девочка, видимо, решила, что имя Жанна нравится ей больше. Соответственно в различных церковных документах, в которых она значится как свидетельница, она подписывается «Жанна Ренуар»: на брачном свидетельстве своего крестного отца от 13 июня 1885 года, на брачном свидетельстве крестной матери от 24 ноября 1885 года и на свидетельстве о крещении ее восприемника от 2 февраля 1893 года[746].Однако, хотя Ренуар и позволил дочери использовать свою фамилию, признать ее официально до 1890 года, то есть до момента своего вступления в брак, он не мог. Согласно французским законам, родитель, не состоящий в браке, не мог вернуть себе брошенного ребенка, поскольку ребенок оказался бы, по тогдашним понятиям, в безнравственной обстановке. Более того, брошенных детей признавали чрезвычайно редко: менее 2 % всех подкидышей во Франции возвращались к кому-то из родителей[747]
. Ренуар совершил высоконравственный поступок – он заботился о Жанне всю свою жизнь.Ренуар был щедр к дочери. В письме к ней от 14 февраля 1892 года он пишет, что отправил ей государственную облигацию на 400 франков[748]
. После этого он посылал деньги в каждом письме. Отношения с дочерью стали одним из самых ярких проявлений его доброты и бескорыстия. Он вполне мог бы, как и Лиза, умыть руки. Вместо этого он, судя по поступкам, испытывал к дочери искреннюю привязанность, уважал ее за человеческие качества и за то, что она связывала его с прошлым.Участие Ренуара в жизни Жанны не сводилось к материальной составляющей. Начиная с середины июня 1893 года Ренуар написал ряд писем ей и ее жениху Луи-Теофилю Робине, который в письме попросил разрешения на брак с его дочерью. Жанне тогда было 23 года, Луи был на 8 лет старше. Он был пекарем из Бовена, неподалеку от городка Ферте-Масе; оба расположены примерно в 15 километрах от Сен-Маргерит-де-Карруж, города, где жили приемные родители Жанны. Жанна сохранила ответ Ренуара от 19 июня 1893 года вместе с конвертом, адресованным «месье Луи Робине»: «Месье, в ответ на Ваше намерение предложить руку Жанне, имею сообщить, что крайне этим обрадован, и, поскольку Жанна свободна делать собственный выбор, я его одобряю. К этому мне добавить нечего, разве что пожелать Вам крепкого здоровья, ибо я не сомневаюсь в Ваших добрых намерениях. Желаю Вам счастья с очень разумной и безупречно честной женой. С наилучшими пожеланиями. Ренуар, 19 июня 1893»[749]
. Ренуар демонстрирует уважение к Луи и почтительность к своей дочери, расхваливая ее не как молодую красавицу, но как разумную и честную девушку.