Репортаж без микрофона

Творческая одержимость, бескорыстность, мудрость были свойственны и Резо Габриадзе, и Котэ Махарадзе, и Михаилу Талю, которого в Грузии, в Тбилиси, по словам Котэ, любили все. О любви Котэ к Мише и Миши к Котэ, о высоком искусстве и творческой одержимости, священном безумии я поведал в своей книге «Каисса в Зазеркалье», посвященной борьбе за шахматную корону, которую вели в 80-е годы Анатолий Карпов и Гарри Каспаров (у книги подзаголовок – «Современная шахматная история, рассказанная с помощью экс-чемпиона мира Михаила Таля»).

Тбилисский театр имени Котэ Марджанишвили гастролировал осенью 1986 года в Ленинграде, где проходил матч-реванш между Каспаровым и Карповым. Главный режиссер этого театра Темур Чхеидзе привел тогда на «круглый стол» в редакцию «Авроры», где я заведовал отделом прозы, почти всю труппу; мы выставили свою команду – любящих Грузию и театр – и говорили за этим «столом» о новой работе грузинских артистов – «Отелло» в постановке Чхеидзе. Спорили о современной трактовке шекспировской трагедии, где чистый душой интеллигент Отелло становится жертвой опасного, талантливого демагога Яго; в спектакле Отелло играет в шахматы, а через два часа на другом берегу Невы должно было состояться доигрывание 22-й партии, Котэ время от времени нагибался ко мне и спрашивал: «В каком положении она отложена… Что говорят гроссмейстеры – Бронштейн, Тайманов, Миша?» – и я, чтобы круглый редакционный театральный стол не превратился в шахматный, клятвенно пообещал футбольному и шахматному болельщику Махарадзе сразу по окончанию обсуждения театральных дел позвонить в Ригу Мише и узнать его прогноз…

О таких замечательных людях, как Миша Таль, авроровский техредактор Зара Оганова говорила: «Не человек – песня!»

Однажды, когда мы с гроссмейстером смотрели в гостинице в Сочи, где проходил Мемориал Чигорина, какой-то футбольный матч (комментатор Махарадзе) и сопровождали каждый динамовский гол звоном бокалов, Миша восхищенно молвил: «Как поет Котэ, как прекрасно поет!..»

Михаил Таль был прав: он действительно не говорил, а пел о футболе. Таким и запомним Котэ Махарадзе, певца тбилисской Копакабаны, эталонного спортивного комментатора.

Эрнест Серебренников

Дорогой, всё самое лучшее!

Во время работы в 1980 году на Олимпийских играх в Москве я подружился с Давидом Асатиани, режиссером спортивных трансляций из Тбилиси. Я отвечал за показы плавания и даже написал целую концепцию, мы репетировали каждый день в соответствии с программой Олимпийских игр, Давиду очень понравилось, как мы работали, и он часто говорил мне: «Эрик, помоги мне справиться с моими охламонами…»

Давид же отвечал за бокс и работал вместе с Котэ Махарадзе, с которым они жили в одном номере. Давиду из Грузии регулярно присылали замечательные напитки, и как-то раз, получив очередную партию бутылок, они с Котэ сели играть в шахматы. Играли на интерес: взявший пешку выпивал вина, фигуру – рюмку коньяку. И к концу сицилианской защиты наши любители шахмат были уже очень хороши. Доигрывая, они зачем-то вышли в коридор, и двигая фигуры и темпераментно обсуждая позицию, стали двигаться по коридору в неизвестном – по-моему, даже им самим – направлении. А у нас было три службы охраны. Стерегли нас милиция, КГБ и служба безопасности телевидения. В обеспечение нашей безопасности были вложены большие средства, организаторы соревнований опасались – и не без основания – каких-то провокаций. Ведь и вправду могло случиться все что угодно, учитывая бойкот Олимпиады западными странами, недавний ввод наших войск в Афганистан и проч. Следили, в частности, чтобы мы ночевали в нашем общежитии.

В общем, шахматистов наших забрали, поместили в специальную комнату и все три наши службы безопасности зафиксировали в протоколе, что любители древней благородной игры грубо нарушили распорядок и спортивный режим.

А тогда среди комментаторов Главной редакции спортивных программ шла нешуточная борьба за эфиры и утопить человека, который комментировал футбол, было для многих коллег большим счастьем. Котэ иногда давали комментировать футбол на центральных каналах, он был серьезный конкурент – обаятельный, узнаваемый, многими любимый комментатор, а тут такая история… Константина Ивановича вызвал к себе заместитель главы Гостелерадио Энвер Назимович Мамедов, достойнейший и очень интересный человек, прошедший школу ГРУ.

– Много ли у вас друзей в Москве, Константин Иванович? – начал издалека Мамедов.

– О, очень много, – ответил Махарадзе.

– Как к вам относятся на Центральном телевидении?

– О, прекрасно. Здесь работают превосходные люди, – сказал Котэ, недоумевая к чему клонит начальник.

И тут Мамедов достал бумагу, где в подробностях было расписано увлечение Махарадзе шахматами и изложена просьба к начальству отстранить от работы на Олимпийских играх К. И. Махарадзе, своим поведением позорящего звание советского журналиста. Котэ увидел много знакомых фамилий среди подписантов, и надо сказать, что его представление о дружбе несколько расширилось.