Читаем Решение об интервенции. Советско-американские отношения, 1918–1920 полностью

В течение всей зимы представители союзников продолжали, насколько возможно, с тревожной бдительностью следить за огромными запасами военных припасов, скопившихся во Владивостоке, приблизительно в четыре раза превышавшими по объему продукцию на архангельских складах. По городу продолжал распространяться непрекращающийся поток слухов о попытках большевиков изъять эти припасы и передать их в руки немцев. Громадное количество складских помещений и их беспорядочная разбросанность по территории порта затрудняли хоть какое-то точное наблюдение. Хотя главнокомандующий Азиатским флотом адмирал Остин М. Найт, прибывший во Владивосток на «Бруклине» в начале марта, и доложил в Вашингтон об отсутствии оснований для беспокойства, это не остановило слухи и не развеяло подозрений других представителей союзников, не видевших никаких причин доверять большевикам.

Таким образом, по состоянию на начало марта напряженность во Владивостоке продолжала увеличиваться: коммунисты все больше возмущались присутствием в гавани иностранных военных кораблей, а консульские представители союзников раздражались притеснениями своих граждан и подавлением нормальной деловой активности в порту. Подозрительность и антагонизм нарастали с обеих сторон.


Тем временем хаос и неразбериха в Маньчжурии достигли апогея, не поддающегося краткому общему описанию. Однако и в этой ситуации существовали достойные упоминания аспекты, связанные с проблемами американской дипломатии того времени.

Известие о заключении Брест-Литовского договора и почти одновременное появление в Харбине членов «правительства Дербера» вызвало шквал дискуссий в российских и союзнических кругах Дальнего Востока, связанных с возможностью создания генералом Хорватом нового российского правительства. Естественно, это влекло за собой вопрос, должно ли правительство быть коалиционным, то есть включать в себя представителей эсеровской группы Дербера, или же Хорвату изначально следовало попытаться первоначально прийти к единоличной власти, опираясь на консервативные и в значительной степени монархические круги, к которым склонялись его собственные симпатии. Несмотря на всю гипотетичность, эта тема, в свою очередь, не могла не высвободить весь комплекс противоречивых политических страстей и интересов, приведших к падению Временного правительства на другом конце Российской империи. Возникшие разногласия привели к началу интенсивных споров между всеми вовлеченными сторонами: Хорватом и его соратниками, группой Дербера, Комитетами русских жителей Харбина и других городов, китайскими официальными лицами различного уровня, консульскими и дипломатическими представителями союзников – Японии, Великобритании и Франции в Харбине, Пекине и Токио. К последним присоединились, причем весьма весомо, и российские дипломатические представители недавно свергнутых царского и Временного правительств, поскольку на Дальнем Востоке (как, впрочем, и в Вашингтоне) продолжали действовать старые российские дипмиссии. Российский посланник в Пекине князь Кудашев[30] и его токийский коллега Крупенский[31]

, оба активные и влиятельные, по-прежнему пользовались признанием правительств, при которых они были аккредитованы, и именно у них, а особенно у Кудашева, Хорват искал политического руководства.

Другими словами, поваров, участвующих в приготовлении нового блюда, было вполне достаточно, однако в конце марта к ним добавили еще и адмирала Александра Васильевича Колчака, который позже сыграл столь заметную и трагическую роль в антибольшевистском сибирском движении. Осенью 1917 года Колчак находился со специальной военно-морской миссией в Соединенных Штатах[32]. Застигнутый на обратном пути известием о захвате власти большевиками, он некоторое время оставался в Японии. Его появление на маньчжурской сцене произошло по инициативе князя Кудашева, убедившего британцев в максимальной полезности адмирала для союзников на российском Дальнем Востоке.

Корыстные интересы, разносторонние соображения и подковерные интриги, связанные с возможным созданием правительства Хорватом, были настолько запутанны и противоречивы, а реальные предпосылки для подобного начинания присутствовали в столь малой степени, что вся эта возня ни к чему не привела в марте и лишь к очень немногому – несколько позже. Японцы, первоначально обещавшие Хорвату самое активное содействие, неожиданно охладели к его дальнейшей судьбе всего за несколько недель и воодушевленно начали поддерживать сторонников Дербера, настраивая их против генерала. Очевидному намерению внести раскол в российский лагерь практически не требовалось никаких дополнительных внешних воздействий, однако дыма, появившегося в результате всех этих трений, оказалось достаточно, чтобы заметно повлиять на международную атмосферу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитостей мира моды
100 знаменитостей мира моды

«Мода, – как остроумно заметил Бернард Шоу, – это управляемая эпидемия». И люди, которые ею управляют, несомненно столь же знамениты, как и их творения.Эта книга предоставляет читателю уникальную возможность познакомиться с жизнью и деятельностью 100 самых прославленных кутюрье (Джорджио Армани, Пако Рабанн, Джанни Версаче, Михаил Воронин, Слава Зайцев, Виктория Гресь, Валентин Юдашкин, Кристиан Диор), стилистов и дизайнеров (Алекс Габани, Сергей Зверев, Серж Лютен, Александр Шевчук, Руди Гернрайх), парфюмеров и косметологов (Жан-Пьер Герлен, Кензо Такада, Эсте и Эрин Лаудер, Макс Фактор), топ-моделей (Ева Герцигова, Ирина Дмитракова, Линда Евангелиста, Наоми Кэмпбелл, Александра Николаенко, Синди Кроуфорд, Наталья Водянова, Клаудиа Шиффер). Все эти создатели рукотворной красоты влияют не только на наш внешний облик и настроение, но и определяют наши манеры поведения, стиль жизни, а порой и мировоззрение.

Валентина Марковна Скляренко , Ирина Александровна Колозинская , Наталья Игоревна Вологжина , Ольга Ярополковна Исаенко

Биографии и Мемуары / Документальное
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность — это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности — умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность — это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества. Принцип классификации в книге простой — персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Коллектив авторов , Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / История / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное