– Этого не может быть, – заныл Алан, пропустив мимо ушей то, что мы с его женой обсуждали, зациклившись на материале, который затрагивал его предполагаемые средства к существованию. Он подошел к ней, провел рукой по редеющим каштановым волосам, подергал и галстук, явно расстроенный. – Все готово к тому, чтобы я взял на себя управление фермой.
Бет набросилась на него.
– Мы должны поговорить с Ником и заставить его...
– Дез, – Ник поприветствовал мужчину с таким фальшивым энтузиазмом, что я обернулся, чтобы посмотреть на него, когда он шел через лужайку к нам. – Ты вернулся. Так здорово видеть тебя снова.
Он был таким лжецом, и я бросил на него укоризненный взгляд.
– Я… – пролепетал Дез, посмотрев на Ника, а затем на Джина. – Я хотел снова увидеть Локрина, чтобы... что ты здесь делаешь? – спросил он Джина, а затем повернулся к Даниэль. – И откуда ты его знаешь?
Она сглотнула и наклонилась, положив руки на колени.
– Я здесь со своей женой, и... почему ты хотел увидеть Локрина? – спросил Джин, выглядя как человек, тонущий на суше.
Я вскинул руки и повернулся, когда Ник подошел ко мне и положил руки мне на бедра, чтобы я не шевелился.
– Что, черт возьми, происходит?
Схватив его за бицепс, я оттащил его за пределы слышимости.
– Это, как ты знаешь, твоя сестра Даниэль, – сказал я, указывая на нее. – А вон тот парень - ее муж, Джин, который втайне трахается с Дезом.
– Хах.
– Ага, я так и сказал, – сказал я ему. – Но я подозреваю, что Дез также спит с Даниэль, поэтому она выглядит так, будто вот-вот потеряет сознание.
– Я и понятия не имел, что «друг семьи» подразумевает именно это.
– О, ты гадкий.
Он нахмурил брови.
– Тебе должно быть стыдно за себя.
– Мне и правда стыдно, – успокоил он меня. – Глубоко.
– Задница.
– А кто он? – спросил он, указывая на Алана.
– Это муж твоей сестры Бет, Алан, который действительно не может придумать ничего хуже, чем быть геем, так что, думаю, тебе стоит пойти и сказать ему, что ты на самом деле би, и мы посмотрим, взорвется ли его голова.
Улыбка медленно изогнула его губы.
– А ведь еще пять минут назад Алан думал, что заберет лошадиную ферму у твоего отца.
– Что? Нет. Есть такая штука... как это называется.
– Соглашение.
– Ага, это.
– Что с тобой? Ты выглядишь рассеянным.
– Это потому, что я снова увидел Деза, и он направился прямо к тебе, так что я добрался сюда так быстро, как только смог, и мне действительно не нравится, что другие люди интересуются тобой.
Я ухмыльнулся.
– Я и сам прекрасно справлюсь, знаешь ли.
– Нет, я знаю, но мне интересно, как ты отнесешься к тому, чтобы носить очень большую золотую цепь с медальоном, на котором мое имя выведено сапфирами или чем-то в этом роде.
Я громко рассмеялся.
– Нет? – в его голосе звучало разочарование. – Ладно, а что насчет...
– Твои сестры и их мужья приехали сюда с явной целью заставить тебя оплатить долги твоего отца, чтобы через восемнадцать месяцев, когда он выйдет из тюрьмы, все вернулось на круги своя.
– Что? – он посмотрел на меня в замешательстве. – Мэвис вчера прислала нам письмо, в котором говорилось о намерениях окружного прокурора.
– Да, но они его еще не получили, так что даже не подозревают, что это произойдет.
– Вот почему... О, я понимаю.
– Они все еще думают, что это всего лишь дело о мошенничестве и жестоком обращении с животными.
– Это я понимаю, но все равно из-за мошенничества и заговора с целью мошенничества у моего отца больше не будет конефермы.
Печально то, что жестокое обращение с животными было в порядке вещей на скачках. Лошадей накачивали наркотиками, чтобы они не чувствовали боли, ими пренебрегали, их эксплуатировали и обращались с ними как с товаром, а не как с животным, которое нужно ценить. Обвинение в жестоком обращении с лошадьми обернулось бы для Стерлинга Мэдисона штрафом, возможно, даже небольшим тюремным сроком, поскольку обвинения были вопиющими, но не из-за этого он лишился своей фермы и был отстранен от участия в скачках. А потому, что он обманул других заводчиков, и ни по какой другой причине.
– Это то, чего ты хотел, и то, чего он заслуживает.
Ник прильнул ко мне, обхватил руками мою талию и глубоко вздохнул.
– И ты так злишься, что они пришли сюда поговорить со мной об этом, что ты тут вышагиваешь.
– Ты понимаешь, что все эти люди видят, как ты обнимаешь меня?
– Ну, чтобы ты знал, я только что объявил со сцены, что выхожу за тебя замуж, и все зааплодировали, так что я не особо беспокоюсь о том, что это может стать проблемой.
– Да, хорошо, хорошо, – согласился я, разом сдуваясь, и мой гнев вырвался из меня, как воздух из воздушного шарика, когда я прижал Ника к себе, прижимая его к своей груди.
– Ты был таким злым, – прошептал он, улыбаясь, уткнувшись лицом в мою шею. – И все ради меня. Ты такой защитник, знаешь ли ты это о себе?
Я хмыкнул.
– Почему? Почему так защищаешь?
– Серьезно? Тебе нужно услышать это снова?
Он хихикнул, и это было низко и соблазнительно.
– Да, детка, скажи мне еще раз.
– Ты же знаешь, что я люблю тебя, – проворчал я на него.