Рец де, кардинал. Мемуары

В тот день, когда Сеннетер произнес эти пророческие слова, получено было известие, что герцог Буйонский и де Ларошфуко заставили впустить в Бордо принцессу де Конде и герцога Энгиенского, которого Кардинал оставил на попечении матери, не вняв Сервьену, советовавшему держать его подле особы Короля. Бордоскому парламенту (а в эту пору самый разумный и старый годами член его мог, не моргнув глазом и не погубив своей репутации, проиграть в один вечер все свое состояние) пришлось в один и тот же год стать свидетелем двух сцен, совершенно необычайных. Он увидел в своей приемной принца и принцессу крови, на коленях взывающих о правосудии, и настолько повредился в уме, если можно так выразиться о целой корпорации, что приказал доставить в ту же самую приемную освященную облатку, которую солдаты д'Эпернона выронили из украденной ими дароносицы 263

. Бордоский парламент не выказал недовольства тем, что народ открыл ворота города герцогу Энгиенскому, но все же он повел себя с большей осмотрительностью, нежели можно было ждать, беря во внимание местные нравы и ненависть к д'Эпернону. Он постановил разрешить принцессе де Конде и герцогу Энгиенскому, а также герцогам Буйонскому и де Ларошфуко остаться в Бордо, если они [265]

дадут слово не предпринимать ничего противного интересам Короля, и, однако, переслать Его Величеству ходатайство Принцессы вместе с почтительнейшими ремонстрациями противу задержания Их Высочеств. Президент де Гург, один из предводителей корпорации, желая избежать крайностей, послал нарочного своему другу Сеннетеру с письмом, писанным шифром на тринадцати страницах, которым сообщал, что, несмотря на все свое раздражение, бордоский парламент останется верным Королю, если Его Величество соблаговолит отозвать д'Эпернона; Гург ручается в этом своим словом; все содеянное парламентом доныне преследовало одну эту цель; однако в случае промедления Гург не может уже поручиться за магистратов и, еще менее того, за народ, который, направляемый и поддержанный партией принцев, вскоре сам может подчинить себе парламент. Сеннетер сделал все, чтобы Кардинал воспользовался советом Гурга. Де Шатонёф превзошел самого себя, стараясь о том же, но, видя, что в ответ на все его увещания, Кардинал только бранит предерзостный бордоский парламент, который дал приют особам, осужденным королевской декларацией, он сказал ему напрямик: «Если вы сегодня не договоритесь с ними, сударь, завтра же выезжайте в Гиень. Вам следовало бы уже быть на берегах Гаронны». Дальнейшее показало, что де Шатонёф был прав, советуя идти на уступки, но лучше было бы ему не торопить события, ибо, хотя бордоский парламент в своей горячности дошел до исступления и даже до безумия, он долго сопротивлялся ярости народа, подстрекаемого и распаляемого герцогом Буйонским, и даже постановил изгнать из города дона Хосе Осорио, который прибыл из Испании вместе с маркизом де Сийери и бароном де Бассом, посланным туда для переговоров герцогом Буйонским. Более того, парламент запретил членам своей корпорации посещать лиц, поддерживающих сношения с испанцами, не исключая принцессы де Конде. А когда чернь пыталась силой заставить его проголосовать в пользу союза с принцами, парламент раздал оружие городским советникам и те выстрелами прогнали ее из Дворца Правосудия. Происшествия эти, которых я не был свидетелем 2б4

, я описываю весьма неохотно, ибо дал зарок не упоминать здесь ни о чем, что не было бы мне доподлинно известно, однако без описанных подробностей невозможно обойтись в этой части моего рассказа, и потому я вынужден на время разрешить себя от своей клятвы; я делаю это с тем большей свободою, что, хотя почти все называли сопротивление бордоского парламента притворным, сам герцог Буйонский подтвердил мне: оно было совершенно неподдельным и искренним; с тех пор он неоднократно повторял, что, если бы двор не продолжал утеснять Бордо, было бы чрезвычайно трудно довести дело до крайности. При дворе, однако, поверили или пожелали поверить, будто все поступки этого парламента — одно лицедейство, и по возвращении из Компьеня, куда Король отправился во время осады Гиза 265

, чтобы поднять дух армии, которой командовал маршал Дю Плесси-Прален, решено было выступить в Гиень; те, кто понимал, каковы будут следствия этого решения, прослыли в глазах партии двора изменниками, [266] которые не желают допустить, чтобы их единомышленники были примерно наказаны, и поддерживают сношения с мятежниками из Бордо; все, что говорилось об отзвуке, какой этот поход не замедлит породить в парижском Парламенте, объявляли вздорными баснями или даже стараниями напророчить беду, которую хотели бы, да не могут навлечь; когда Месьё изъявил готовность самому отправиться в Бордо, чтобы добиться умиротворения, если ему дадут слово отозвать д'Эпернона, он услышал в ответ одно — честь Короля требует, мол, сохранить губернатора на его месте.