Потом — «оспа!» — услышал он сквозь полузабытье, и снова встало перед ним лицо смеющейся Маши Меншиковой, лежащей сейчас в голубом льду на берегу студёной северной реки... Пётр вздохнул. Он вспомнил, что от оспы и умерла Меншикова, а теперь наступил его черёд.
19 января, в два часа ночи, во дворце, но коридорам которого бродили съехавшиеся на свадьбу императора гости, он вдруг приподнялся в постели и, крикнув: «Запрягайте сани! Хочу ехать к сестре!» — умер...
2
Добрый обычай завёл в своём Отечестве первый русский император — Пётр Великий... В ночь, когда помирает государь, сходятся в покое, невдалеке от постели умирающего, сановники и до хрипоты, до биения крови в голове, артачатся. Решают — кому теперь сесть на троне. За каждым сановником сила стоит. За этим — армия, за тем — гвардейские полки, за этим — семья, за тем — роды знатные... Одни так говорят, другие — иначе, и договориться между собою не могут, потому как, если слабину покажешь и уступишь, — пощады не будет. В лучшем случае — с властью доведётся проститься, в худшем же... В худшем случае — можно и с жизнью расстаться, а не только с чинами и богатствами...
И так теперь всякий раз было. И после смерти Петра Первого спорили сильно, и когда Екатерина умерла, артачились. Нынче тоже согласия не предвиделось.
В душном покойнике, рядом со спальней умершего императора, сидели князья Долгоруковы — Алексей Григорьевич да Василий Лукич, канцлер Головкин Гаврила Иванович, князь Дмитрий Михайлович Голицын... Ежели Остермана ещё сюда — полный состав Верховного Тайного совета был бы... Но Андрей Иванович в заседание не пошёл. От постели умершего не отходил — боялся, каб какого подложного завещания в постель не подсунули.
— Куды мне, иностранцу, русского царя выбирать? — сказал он. — Которого господа верховники выберут, тому и буду служить.
Так ведь и не пошёл, хитрец такой, в заседание. Зато пришёл сибирский губернатор Михаил Владимирович Долгоруков и оба фельдмаршала — Михаил Михайлович Голицын и Василий Владимирович Долгоруков.
Четверо Долгоруковых напротив двоих Голицыных сидели, а председательствовал ими граф Головкин. Государя всея Руси избирали.
Разговор серьёзный шёл, степенно мнениями обменивались.
— Катьку нашу надобно императрицей изделать... — говорил Алексей Григорьевич Долгоруков. — Вечно достойный памяти государь император ей ведь престол отказал. — И, вытащив из кармана подложное завещание императора, утёр рукавом заслезившиеся глаза. — Вишь, Божий Промысл-то урядил как. Ежели император — Пётр, а коли императрица — Екатерина...
— Полно народ-то смешить... — сказал на это князь Дмитрий Михайлович. — Вся Москва уже знает, что Ванька ваш заместо императора подписи наловчился ставить.
Вдвое больше было Долгоруковых в заседании том, чем Голицыных. Если вместях закричать, всех бы заглушили. Но поостереглись кричать. Шумно во дворце было. В такие ночи завсегда много народу к царскому дворцу жмётся, но нынче, не в пример прежнему, особенно тревожно было. На свадьбу императора и княжны Екатерины Долгоруковой со всей России генералы и губернаторы, знатные фамилии и простое шляхетство съехались. На свадьбу ехали, а попали на похороны. Как в русской сказке про дурака, перепутали. И хотя сама судьба такой конфуз устроила, маленько каждый себя дураком ощущал. Шибко уж похоже на сказку получалось. А когда люди в таком настроении находятся, ещё сильней их тревожить — боязно. Всякое могут учинить в отчаянности...
Потому и остереглись шуметь Долгоруковы. Только крякнул князь Василий Лукич.
— Невесть что говоришь, Дмитрий Михайлович, — сказал. — Нешто бы мы пошли на такое?
Ему не ответили. Тихо стало в душноватом покойнике. Шурша, сыпалась пудра с париков. Из глубины дворца неясный шум доносился. То ли молились где-то, то ли бунтовать идти собирались. Узнать бы сходить, да нельзя... Никак нельзя до окончания выборов из покойника отлучаться.
— Я вот чего, господа верховники, думаю, — заговорил князь Голицын. — Бог, наказуя Россию за её безмерные грехи, наипаче же за усвоение чужеземных пороков, отнял у неё государя, на коем покоилась вся её надежда.
Это верно князь Дмитрий Михайлович сказал. За великие грехи пресечено мужское потомство Петра Великого... Кивали головами верховники. А Голицын неспешно продолжал речь, рассуждая, дескать, дочери вечно достойныя памяти императора Петра Великого от первого брака отказались от наследования престола, а о дочерях от брака с Екатериной и думать негоже... Кто такая императрица Екатерина была по происхождению? Ливонская крестьянка и солдатская шлюха!
Ежели б не злодей Меншиков, который сам из подлого сословия происходит, и императрицей бы ей не бывать, и супругой императора тоже...
— Верно! — сказал Василий Владимирович Долгоруков. — Коли уж не Катьку нашу, тогда Евдокию-царицу на трон сажать надо.