Ревизор: возвращение в СССР

— У мамы надо спросить, — усмехнулся Вася. — Сколько её спрашивал, кто мой отец, молчит как партизан.

— Прикинь, а вдруг он вождь какого-нибудь племени, — расфантазировался я.

— Васька! — услышали мы зычный женский голос. — Машина пришла!

— Иду, Анна Никифоровна! — отозвался Вася.

О, она же мне нужна, вспомнил я и пошёл вслед за негром.

— Пашка! — увидела меня Никифоровна. — Пришёл?

— Конечно. Даже половину работы уже сделал.

— Это хорошо, — сказала Никифоровна и переключилась на Васю-негра: — Ящики разгрузишь сюда, я пересчитаю. Мешки — туда сложишь отдельно, — распоряжалась она.

— Я не понял, — наигранно удивился я. — Вася сторож или грузчик?

— И то, и другое, и третье, — отозвался Вася, улыбаясь.

— Понятно, — сказал я и пошёл обратно к сахару. Вася тоже подрабатывает. Иначе бы не улыбался.

Только вернувшись заметил, что всё это время держал гирю в руке. Тут меня озарило. Я перевернул её.

Ну, так и есть: высверлена.

Если с мешка в пятьдесят килограмм осталось два с половиной килограмма, то, получается в каждый пакет недосыпано пятьдесят грамм сахара. Пустяк, кто заметит. А с мешка это дополнительно два рубля 35 копеек. С двух мешков четыре рубля 70 копеек. Умножить на двадцать дней это девяносто четыре рубля. Плюс сорок рублей «официальных», которые он мне засветил.

И получается сто тридцать четыре рубля в месяц. С одного только школьника по вечерам. Ну, что? Молодец. Что я ещё могу сказать?

Вскоре пришла Никифоровна и оставила мне бумажный свёрток, перевязанный шпагатом, для моих девчонок.

— Я пошла домой, — доложила она. — Ты ещё остаешься?

— Надо тут ещё повозиться, — ответил я. — Спасибо за гостинцы.

На первый мешок у меня ушло полтора часа. Мне показалось, что второй мешок я раскидал быстрее. Автоматизм уже выработался.

Когда я укладывал готовые пакеты в ящики, подошёл Адамыч.

— Ну как успехи, юноша? — спросил он.

— Два мешка разобрал. Вот, — показал я свою работу.

— Молодец. Может, третий разберёшь? — предложил он.

— А который час? — поинтересовался я.

— Так, шести ещё нет, — ответил Адамыч.

— А, давайте, — согласился я.

Я не стал при нём отсчитывать пятьдесят пакетов, а заполнял их по одному. А то догадается, что я обнаружил его высверленную гирю, и что мне тогда делать?

Он ушёл, и я развернулся по полной. Под конец третьего мешка, надо признать, уже болела поясница и ноги гудели.

Закончив, я пошёл к Цушко.

— Я закончил с третьим мешком.

— Молодец, — сказал он.

Открыл дверцу шкафчика, стоящего у стены за его рабочим столом. Я видел мельком содержимое шкафа. Документы я там как-то не заметил, а вот початую бутылку коньяка разглядел.

Адамыч взял оттуда деньги и протянул мне три рубля.

— Спасибо, — взял я деньги. Три рубля? Фигня какая-то.

— Приходи завтра. У тебя хорошо получается, — похвалил меня Цушко.

— Конечно, — пообещал я. — До завтра.

Он даже подал мне руку на прощанье.

Я вышел из его кабинета. Вот и подработал. Стал участником криминальной схемы.

Я, по-любому, сегодня пойду к Ивану как договаривались. Надо с ним посоветоваться.

Я взял свёрток с гостинцами от Никифоровны, попрощался с Васей-негром и пошёл домой. Я плелся по Первомайской улице. Ноги гудели. Было темно. Почему так плохо улицы освещаются?

С противоположной стороны улицы шла в попутном направлении немолодая тучная женщина с авоськами. Я уже почти поравнялся с ней. Вдруг она поскользнулась, ноги у неё разъехались одна вперёд, другая назад. Она громко охнула и села. Я остановился.

— Эй! Что там у вас? — крикнул я ей, переходя через дорогу.

— Ногу подвернула, — сказала она.

Я подошёл.

— Идти сможете? — спросил, помогая ей подняться.

— Наверное, — неуверенно ответила она. Попробовала наступить на ногу, которая отъехала назад и громко вскрикнула, сморщившись от боли.

— Я, конечно, не доктор, но если у Вас перелом, то при переломе ходить нельзя, а то смещение получится и придётся операцию делать, — сказал ей. — Вы где живёте? На этой улице?

— Нет, я на Ленина живу. К дочке ходила, внучка захворала. Я им варенья малинового отнесла и яблок сушеных.

Она ещё что-то хотела мне рассказать, стоя на одной ноге и держась за меня, но я прервал её.

— Надо скорую вызывать, — решительно сказал ей, понимая, что до улицы Ленина я её не дотащу. — Вы, случайно, не знаете, где ближайший телефон?

— В магазинах телефоны есть, — подсказала она мне.

— Они же до семи все, — с сомнением сказал я.

— Ну и что? Сторож-то дежурит.

— Я понял. Куда здесь ближе бежать? — задумчиво спросил я. — Булочная ближе, да?

— Нет, наверное, ближе всего первая школа, — подсказала она.

— Точно. Я мигом. А вы сможете на одной ноге простоять до приезда скорой?

— Вряд ли. Нога уже затекла.

Я огляделся по сторонам. В ближайшем к нам доме свет не горел. А в следующем кто-то был дома. Поспешил туда. Постучал калиткой на всякий случай. Собака не залаяла. Ещё постучал, немного подождал и вошёл во двор, подошел к дому и постучал в окно.

Вскоре занавеску отдернули, и я увидел Марину, врача из больницы. Во удачно попал! Она тут же вышла, накинув на плечи теплую пуховую серую шаль. В домашней одежде я её с трудом узнал.