Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь)

Мы сейчас не знаем этой силы. Сейчас творится суд над русскою церковью; официальная ложь сотен лет не позволяла видеть, каковы же живые силы ее, сколько их; сколько во Израиле «не преклонивших колена пред Ваалом». Несомненно, этот суд будет печальным: немало в церкви сухих, мертвых элементов. Но останется живое, здоровое ядро. И оно будет обязано принимать участие не в иной организации, а в христианской, той, какая наиболее, по сознанию верующего, осуществляет христианские начала жизни.

Позволим привести пример. Пусть Учредительное собрание будет иметь среди своих членов две трети убежденных христиан, представляющих голос 110 миллионов верующего православного народа. Разве в таком случае они не имели ли бы права по своему христианскому сознанию решать вопросы о положении церкви в государстве, о Законе Божием в школе, повторяем - не выходя из принципов церкви и новой государственности, не произведя насилия над совестью прочего населения России? Разве поддержка культов не имела бы права на всенародное признание, если бы большинство народа чрез свое представительство признало религию огромной общественной силою?

Быть аполитичным - значит только быть чуждым смешения церкви с государственностью, не вносить в христианское дело начала государственного принуждения и внешнего покровительства. Свободное государство, основывающее себя на свободной общественности, дает право и церкви такого же свободного общественного творчества, как каждому обществу, каждой общественной силе. И протестовать против этого можно только нарушая элементарное начало нового строя - свободу совести и слово, впадая в грех против самой церкви, обязывающей не забывать о ближнем. Наша же русская церковь народной легендой о св. Николе Милостивом и Касьяне призывает даже к утрате райской чистоты во имя служения ближнему. И это - глубоко христиански, евангельски: «Кто хочет спасти душу свою, тот погубит ее; и кто потеряет душу свою Меня ради и Евангелия, тот спасет ее в жизнь вечную».

Всероссийский Церковно-Общественный Вестник.

1917,19 июля. №72.

Бердяев Н.А. КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ

I

Словом «контрреволюция» сейчас безобразно злоупотребляют. То, как применяют сейчас это слово в левой социалистической печати, на уличных митингах, в частных спорах, нельзя назвать иначе, как нравственным шантажом. Это - легкий способ заткнуть рот противнику и лишить его слова.

Контрреволюционным называется всякое мнение, которое не нравится, не совпадает с той или иной социальной доктриной. Слишком индивидуальная мысль сейчас уже, наверное, будет признана контрреволюционной. Революционными признают лишь трафаретные мысли, лишь стадные мысли.

Контрреволюцией назовут всякое обеспечение свободы и права, всякое закрепление завоеваний революции в новом правопорядке.

Эпитетом контрреволюции хотят скомпрометировать несогласное или враждебное мнение и вызвать к нему подозрительное отношение. Это - прямое насилие над человеческой личностью, над ее мыслью и совестью, отрицание элементарного уважения к человеческой личности. Злоупотребление словом «контрреволюция» отравило Россию недоверием, подозрительностью и враждой.

Народные массы, которые легко верят первому встречному демагогу или провокатору, уже повергнуты в болезненную стихию мнительности и злобной подозрительности. От этой массовой болезни нелегко будет излечиться.

Нравственный шантаж уже дал свои плоды. Он фактически почти упразднил свободу слова, лишил слово его самоценности. Несчастные русские люди и после своего освобождения начинают утаивать свои мысли, чувствуют затруднение свободного высказывания, не могут дышать воздухом свободы. Атмосфера начинает напоминать ту, которая была перед революцией, в дни оргии реакции. И гнет этот создается не теми, которые хотят сделать контрреволюцию, а теми, которые клеймят контрреволюцией всякое свободное и независимое слово.

Русская революция вот уже несколько месяцев занята розыском несуществующей контрреволюции и одержима манией шпионажа. Так как контрреволюционного объекта не оказалось, то его постепенно начали изобретать, создавать. Контрреволюционная «буржуазия», несомненно, есть создание болезненного, маниакального воображения.

Злоупотребление эпитетом «контрреволюция» нарастает головокружительным темпом. Сфера «контрреволюции» все расширяется и клеймение «контрреволюционностью» захватывает все новые и новые жертвы. Революция в своей фатальной диалектике пожирает своих отцов и детей. Стихия революции не знает благодарности, она никогда не воздает по заслугам. Эту последнюю миссию берет на себя история и историки.