Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь)

18 июля г-н Милюков формулирует в бывшей Госуд[арственной] думе требование об устранении министра земледелия. 19-го министр земледелия произносит с трибуны Всеросс[ийского] Исполн[ительного] Комитета боевую речь, бросая вызов к[онституционно]-д[емократической] партии, у которой «кто-то отнял разум, желая ее погубить».

На следующий же день после ряда драматических эпизодов, о которых сегодня сообщает пресса и в течение которых чуть ли не все, министерские портфели складывались их владельцами, в том числе и портфель главы «правительства революционной диктатуры», министерство оказалось выкинувшим «балласт» в лице В.М. Чернова. А на утро в статье под названием «Лжецы» советские «Известия» с негодованием сообщили слух, переданный буржуазной печатью, о том, что «партия с[оциалистов]-р[еволюционеров] постановила отозвать В.М. Чернова».

Значит, партия с[оциалистов]-р[еволюционеров] не отозвала? А Всеросс[ийские] Исп[олнительные] Комитеты раб[очих] и солд[атских] деп[утатов] тоже не отозвали, - это известно доподлинно. И в течение сегодня, 20 июля, никому из членов Комитетов и в голову не приходило, что В.М. Чернова могут «уйти».

Кто же отозвал?

И кто собственно... «лжецы»?

Было совестно, когда сам В.М. Чернов и за ним Церетели объяснили причины отставки министра, и когда всегда готовый истолковать волю начальства тов. Исув старался убедить собрание, что он все понял и что вполне убежден в правильности этого рокового шага.

Подвергшись той самой инсинуационной травле, от которой он в свое время не счел возможным защитить ни Роберта Гримма, ни Н. Ленина - своих товарищей по Циммервальду, подвергшись ей со стороны той же банды наемников контрреволюционной буржуазии, перед которой он столько раз капитулировал, В.М. Чернов счел необходимым «временно» отстраниться от правительства, чтобы в качестве свободного лица иметь свободными руки для разоблачения клеветников.

Какой вздор!

Как стыдно было слушать Церетели, дающего своим избирателям это объяснение факту из отречения его, Керенского и Скобелева от их коллеги. Не успел трижды пропеть петух из «Единства» после того, как Керенский и Церетели торжественно ответили буржуазной несговорчивой [агапе], что с В.М. Черновым не расстанутся, а уже отреклись от него, как Петр от Иисуса.

Что же? Они раньше не знали, что В.М. Чернов был в Циммервальде? Не знали, что он писал брошюры и статьи, которые бандиты от социал-шовинизма клеймили как «пораженческие»? Не знали, что он участвовал в женевском журнале «На чужбине», предназначенном для русских военнопленных в Германии, Австрии и ведшем, разумеется, не германофильскую, но антицаристскую пропаганду?

Но достаточно было, чтобы Милюков нагнулся к луже, в которой совершают свое гражданское служение Бурцев и Алексинский, чтобы В.М. Чернов почувствовал «рыцарское» желание уйти из правительства, ставшего мишенью ожесточенной классовой атаки, «для того чтобы иметь, в качестве частного лица, свободные руки».

Рыцарем был Жан Жорес, но он не так поступал, когда против него выступали с отравленным оружием клеветы о полученных им якобы немецких деньгах. Он привлекал к суду клеветников, но не слагал доверенного ему мандата.

«Чернов не хотел прикрываться щитом члена правительства», гласит притянутый за уши аргумент. Какой вздор! В свободной стране, в республике с независимым судом присяжных, все перед судом равны - министр и газетный памфлетист. Никому и в голову не пришло бы, что В.М. Чернов, вызывая на суд частное лицо, находится в привилегированном положении. Довод был слишком неубедителен массе крестьян и солдат соединенных комитетов, и тов. Церетели счел за благо приподнять краешек завесы и дать объяснение.

Отказ представителей буржуазии вступить в министерство, видите ли, явно прикрывал стремление затормозить аграрную реформу. Но это стремление было замаскировано доводами о какой-то политической скомпрометированности Чернова, а потому надо было лишить буржуазию возможности прибегать к этому доводу. Заставить ясно показать, что ее саботаж власти вызван именно борьбой против аграрной реформы. Рыцарский жест, оказывается, был строго рассчитанным тактическим шагом.

Замечательная тактика!

Прихвостни буржуазии ссылаются не на одну лишь «скомпрометированность» Чернова. Свое нежелание участвовать в аграрной революции они прикрывают также зависимостью коалиционного правительства от Советов и требуют, чтобы министры-социалисты были «как птица свободны» от всякой ответственности перед революционной демократией. И А.Ф. Керенский, следуя рыцарской тактике, решил разоблачить, что дело в действительности идет о земле, а потому... обещал в письме к Набокову и К°, что правительство будет ответственно «только перед своей совестью и страной».

Прихвостни буржуазии ссылаются на то, что демократизация армии привела Россию к гибели. Рыцарская тактика отвечает введением военно-полевых судов и смертной казни... конечно, чтобы обезоружить буржуазию и разоблачить истинную подкладку ее саботажа.