тересы помещиков и империалистической буржуазии. Но переход власти к Советам не служит еще сам по себе гарантией проведения коренных социальных реформ; он создает лишь ту политическую обстановку, в которой
В главах Н. Ленина и его последователей Советы, не теперешние, а какие-то иные - органы диктатуры не всей «революционной демократии», т. е. огромного большинства населения страны, а одного уже только пролетариата, т. е. меньшинства - должны взять на себя разрешение всех экономических и политических вопросов. План, несомненно, утопический, ибо он предполагает устранение от участия в самоуправлении страны не одних уж только помещиков и капиталистов, но и многомиллионной массы крестьян, не принадлежащих к числу «беднейших», и других трудящихся мелкобуржуазных слоев. И помимо того, этот план, направляя пролетариат на путь не имеющих шансов на успех политических авантюр, отвлекает рабочих от их важнейшей очередной задачи - самоорганизации для осуществления контроля над производством и распределением. Осуществление этой задачи вовсе не предуславливается непременно неосуществимым теперь и нежелательным захватом пролетариатом государственной власти в свои руки, - задача эта может быть осуществлена экономическими организациями рабочих и крестьян и при переходе власти к мелкобуржуазной в своем большинстве «революционной демократии».
Тыркова А.В. ПЕРЕД ЛИЦОМ СТРАНЫ
Красивый пышный зал московского Большого театра. Всюду золото и пурпур. Для совещания первостепенной важности даже слишком много театральной пышности. Декорации, окаймлявшие огромную сцену, переполненную делегатами, вызывали смутные, раздражающие воспоминания о когда-то виденных операх, о мишурных злодеях и о героях, о театральных действиях.
А между тем в этой зале час за часом разыгрывалось действие государственное, живая трагедия огромной страны, мятущейся среди бедствий и испытаний, заслоняя все внешнее, случайное, все незначительное, пожалуй, даже все личное, т. е. все исходившее от отдельных личностей, какое бы положение они ни занимали.
С начала войны и с начала революции много слышали мы тяжелых, грозных слов. Казалось, так устало сердце, так измучен мозг, что никакие слова, самые жгучие, уже не горят и не жгут. Но бывали минуты, когда по одетому в пурпур театру пробегало содрогание, похожее на стон. И если собравшиеся здесь две России, все еще не примиренные страданьем, по-разному толковали причину всенародных бедствий, то думается, что не раз одинаково испытывали они стыд и боль, и ужас.
Недаром вся зала, ложи, партер, сцена, люди в пиджаках и в серых рубахах, члены Совета и члены Думы, министры и генералы, левые и правые поднимались в одном порыве, точно приносили общую клятву, когда с трибуны раздавались слова:
- Позорного мира Россия не допустит!