Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь)

Мир без аннексий и контрибуций»

Наше отечество вступило в войну рабом самодержавия. К концу ее оно подходит обескровленным, как все, может быть, более других обескровленным, но свободным. Оно пережило революцию, а во время таких переворотов народы приобретают иногда способность ясновидения. Они - плохие дипломаты, но порой являются пророками.

Россия предлагает мир без аннексий и контрибуций, т. е. без земельных захватов и карательных штрафов с чьей бы то ни было стороны.

Когда-нибудь этот кровавый сон минует. Люди оглянутся на эту войну, как на прошлое. Я не знаю, что тогда придется сказать о России. Дойдет ли наше отечество до конца свалки народов с сознанием правды свободы и чести, или наши ошибки отдадут нас во власть завоевателя, покрыв Россию позором. Это будет зависеть от наших собственных действий. Пока одно для меня несомненно: Россия сказала о мире важное и нужное слово.

В романе «Война и мир» Л.Н. Толстого есть такой эпизод. Раненый князь Андрей лежит на поле сражения и смотрит в глубокое синее небо. И в это время в его голове рождаются глубокие мысли о жизни и смерти, о войне и мире.

Многим теперь приходят в голову эти мысли, и наше отечество, как израненный боец на поле сражения, говорит народам: «Довольно войны и убийств. Ведь люди - братья!»

Кто может не согласиться с этой мыслью? Ведь это все равно, как если бы на Корсике кто-нибудь раненый в свалке родовой мести, крикнул своим друзьям и врагам: «Не надо мести! Все мы виновны в том, что терпим зверский обычай самоистребления». Приблизительно то же русский народ говорит теперь всему миру. Хотелось бы верить, что когда-нибудь наши потомки будут гордиться: это Россия, это наше отечество первое сказало среди звериной свалки истинно человеческое слово: война - трагедия. В ней виновны все народы перед высшим судом человечества. Поэтому не надо захватов и контрибуций. За общую вину не может быть ни казни, ни награды.

Я знаю: против этого восстанет много честных людей, привыкших любить отечество по-старому. Как? - скажут они. - Но разве Австрия не предъявила Сербии требования (ультиматум), которое социалисты ее и Германии единодушно признали первым вызовом? Разве, по-вашему, Россия могла оставить славян в порабощении германизму? А Франция, не должна ли была помочь нам, ее союзникам, при наглом вызове? Разве не Германия напала на несчастную нейтральную Бельгию за верность международному договору? Как же после этого не сказать, что войну начала Австро-Германия, а остальные народы только обороняются?

Да, я тоже думаю, что на Германии лежит большая доля ответственности. Она представляет давно самую воинственную страну в Европе. Ее внезапные успехи в войне на два фронта показывают ясно, что она готовилась долго и предумышленно. «У человека, который первый зажжет мировой пожар, - сказал, если не ошибаюсь, англичанин Чемберлен, - должно быть железное сердце». Да, железное сердце и безжалостный взгляд!.. В Германии, руководимой прусской военщиной, в этом недостатка не оказалось, и это она твердой рукой поднесла огонь к готовому костру всеобщей войны всех против всех.

Но скажем правду: самый костер приготовлен не одними германцами. Одни больше, другие меньше, но все государства готовили десятилетиями горючий материал, и нет ни одного самого малого народца, который не притащил бы свою вязанку, как известная вдовица на костер мученика Гуса. И когда это опасное сооружение было готово, то политики всех государств ходили вокруг него, зорко высматривая, когда именно следует поджечь костер, чтобы это было наиболее выгодно их отечествам. Все они сочли бы преступлением, каждый для себя, пропустить удобный момент. У Германии расчет оказался вернее, рука тверже. Но это-то и нужно в войне всех против всех, пока она существует. И германцы подожгли костер в нужное для них время...

В разгар франко-прусской войны 1870 года, еще до окончательной победы немцев, немецкий профессор Бидерман говорил на студенческом празднике в Лейпциге: «Мы нанесем французской нации такое поражение, что она в течение целого человеческого поколения не сможет думать о войне. Мы достигнем этого, если позаботимся, чтобы и тело Франции стало несколько меньше» ¹⁰

.

И это исполнилось. Немцы победили, наложили на Францию тяжелую контрибуцию и отхватили у нее две провинции.

Стоило это очень дорого. Уже тогда война была ужаснее всех предыдущих. Усовершенствованные ружья косили сплошь целые батальоны. Прусский король писал своей жене: «Потери так огромны, что это отравляет радость победы». А в берлинской газете «Будущее» писали по этому поводу: «Пред бледным лицом смерти склоняются рожденные в подполье. Слишком далеко захватил ее серп, слишком обильна жатва» ¹¹.