Немецкие социалисты уже тогда предупреждали свой народ против захватов. Но их не слушали.
Вот против чего предупреждает теперь голос России, пережившей переворот и одержимой припадком ясновидения. «Не надо захватов!» Это сказала сначала русская демократия народам, потом подтвердило государство государствам как первую основу для мира.
За себя Россия вперед отказывается от Константинополя и проливов, которые уже были обещаны нам нашими союзниками в случае победы. Правда, мы слышим то и дело, что Константинополь и проливы вовсе не нужны нашему народу, а нужны только капиталистам, торговцам и промышленникам. Но это совершенно не так. Правильнее сказать, что они нужны нашей торговле и промышленности. От этого капиталисты выиграли бы прежде всего, но, я уже говорил это выше, выиграл бы и весь народ. Но, говоря о том, что, владея проливами, мы были бы хозяевами на Черном море и в случае новой войны не пустили бы вражеских кораблей громить наши приморские города, как это то и дело бывало в настоящую войну, мы вдобавок могли бы уменьшить постоянные траты на дорогой черноморский флот.
Совершенно ясно, что и на случай войны, и на случай мира обладание проливами принесло бы огромную пользу всей России, и когда П.Н. Милюков, будучи министром, так упорно отстаивал эту обещанную нам долю будущей военной добычи, то он отстаивал ее не для одних капиталистов, но и для всего государства.
Это - несомненно, но какой ценой досталась бы нам эта добыча, и какой ценой пришлось бы ее отстаивать в будущем? Захват ведет к необходимости новых захватов, как война призывает войну. Мы стали бы сильнее для войны всех против всех, если ей суждено продолжаться и в будущем, но мы сами ослабили бы возможность единения и мира в человечестве. Пришлось бы тотчас же принимать меры, чтобы обеспечить «плоды победы». Для этого, вероятно, пришлось бы каким-нибудь захватом от Турции и Болгарии, - а может, и от союзной Румынии, - проложить на Балканском полуострове полосу, соединяющую нас с нашими новыми владениями. А это повело бы к столкновениям с теми самыми малыми народами полуострова, которых мы якобы защищаем. И т. д. Мы сделали бы большой шаг в сторону наших выгод в войне всех против всех, но вместе с тем нанесли бы удар прочному миру в Европе. Наш захват в этой войне посеял бы зародыши будущей войны, как немецкий захват 1870 года посеял нынешнюю войну.
Теперь Россия говорит: не надо захватов. Постараемся договориться так, чтобы проливы приносили пользу всем.
Восставший народ - не дипломат. Делают много возражений русскому призыву. Что такое захват и что такое контрибуция? Как быть с теми контрибуциями, которые Германия уже содрала с занятых местностей? Как быть с разоренной вконец Сербией? Кто восстановит Бельгию, пострадавшую за верность установленным всей Европой договорам о нейтралитете?..
Да, все это верно, если смотреть на русское обращение, как на дипломатическую ноту или проект международного закона. Но это ни то, ни другое. Это - человеческий голос среди звериной свалки. Это - призыв к переговорам о мире на новых началах, рука, протягиваемая во имя будущего.
Она осталась висеть в воздухе...
Ее не приняли. Это, говорят, постыдно для нашего отечества.
Нет, это не постыдно. Напоминание о высших истинах человечности, само по себе не приносит стыда. Принять протягиваемую нами руку или отвернуться - дело других, а мы отвечаем только за свои слова и поступки. И только от нашего собственного поведения зависит, во что обратится наш призыв: в великое дело или в ничтожные слова без значения и веса.
Кем сделан призыв? Какой-нибудь политической партией? Советом рабочих и солдатских депутатов? Частью армии, находящейся в Петрограде?
Тогда он стоит немного, во всяком случае, не более, чем смелый протест немецких социалистов в 1870 году. Верная мысль, честное мнение, но оно не могло остановить войны ни тогда, ни впоследствии.
Лишь после того как этот призыв повторен нашим правительством в международных нотах, он стал голосом России, который русское государство берется поддержать на мирном совещании народов [...].
Погодин А.Л. ЦЕРКОВНЫЙ СОБОР. ВПЕЧАТЛЕНИЯ УЧАСТНИКА