Революция 1917 года глазами современников. Том 2 (Июнь-сентябрь)

Отчасти именно этими резкими выступлениями (особенно в печати, в «Русском Слове», «Утре России» и «Русской Воле»), отчасти принципиальными опасениями уклониться от канонического православия объясняется возникновение другой соборной «партии» или группы (слово «партия» всячески избегается в Соборной жизни). Эта последняя стремится удержать Собор в рамках полного единения, дружелюбия и согласия, но полагает, что в своей реформаторской деятельности Собор должен строго держаться канонических требований, между прочим, и в области, не очень-то приемлемой для «группы церковного возрождения», т. е. в области епископской власти. «Группа соборного единения» отстаивает консервативные начала в епископском управлении церковью и вообще несколько опасается нововведений в церковной жизни. Здесь, наверное, вопрос о патриаршестве, боевой вопрос Собора, получит утвердительное разрешение, тогда как «группа церковного возрождения» не скрывает своего отрицательного отношения к нему. Соответственно с этим к группе Соборного единения примыкает более консервативная часть членов Собора, как среди духовенства, насчитывающего и здесь не мало чрезвычайно симпатичных, просвещенных и высоко настроенных людей, так и среди мирян. Среди последних мы находим несколько выдающихся ученых богословов, профессоров духовных академий и т. д. Однако обе названные груп

пы, собственно, не исключают одна другой, и было бы печально, если бы в дальнейшей соборной деятельности образовалась между ними партийная пропасть.

Как третья группа, на Соборе представлен многочисленный русский епископат. Он обособлен от остальной части Собора даже внешне: на эстраде, за председательским столом, поставлены кресла для епископов, лицом к эстраде и к председательскому столу - кресла для остальных членов Собора. За решеткой, в стороне от Собора и Соборной жизни, восседает русский епископат, и это обособление - прекрасный символ того исключительного, странного положения, какое занимает епископат в русской церковной жизни. Я скажу не обинуясь, что, по моему убеждению, именно в этом обособлении епископата лежит наибольшая опасность для необходимой церковной реформы в смысле попыток насаждения в русской церковной жизни начал клерикализма, мертвящих жизнь, не свойственных русскому народу и неприемлемых для него. Гордый, самомнительный, но, ни умственно, ни нравственно ничем не выдающийся русский епископат мало хорошего сделал для русской церкви и государственности за многие последние десятилетия, и ему нечем гордиться.

Поднимал ли он голос во время позорных лет царствования Николая II, слышим ли мы его теперь, во время смуты, готовой снести с устоев всю нашу культурную и государственную жизнь? На Соборе часто раздавались речи о патриархе Гермогене, но не видно что-то среди наших иерархов Гермогенов. Зато устраивать пышные процессии, в которых масса соборян должна участвовать, отвлекаясь от деловой работы, ради которой и собран Собор, выступать в своих золотых и серебряных мантиях, словно напоказ смирения пастырей стада Христова, - это умеет наш епископат. Не ради осуждения наших иерархов я пишу эти строки, но с душевной болью, видя, что до того настроения, в котором может быть совершена великая реформа возрождения русской церковной жизни, наш епископат в большинстве своем не дорос. Убежденных сторонников демократических реформ в церковном управлении мы едва ли много найдем среди русских епископов, и, как мне кажется, на живом дереве русской церкви епископат представляет сухую ветку, уже неспособную к росту и цветению.

Разумеется, я говорю о явлении как о целом, не касаясь отдельных личностей. Быть может, в деятельности Собора выступят и среди епископов светлые умы и нравственно возвышенные характеры. Как не быть их в коллегии, обнимающей несколько десятков человек! Мы знаем, однако, кто и как в большинстве случаев попадал в архиерееи, и не предаемся особенным надеждам. Это не московская Русь 17 века, не времена Гермогенов и Филаретов.

Любопытно, что епископат тщательно охранил свой исключительный авторитет в деятельности Собора. Не довольствуясь своим нравственным авторитетом, он обусловил в Наказе свое право налагать veto на решения Собора, причем выступает, как самостоятельное целое, как епископат. И в предположенной организации Высшего Церковного управления, согласно законопроекту, внесенному Св[ященным] Синодом в Церковный собор, обнаруживается та же тенденция. Именно «Священный Синод» (так он должен называться теперь) состоит только из архиереев, и лишь в составе Высшего Церковного Собора, состоящего из 18 членов, допущено, даже в преобладающем числе, участие миряне (именно 10 из 18).