Революция 1917 года глазами современников. Том 3 (Октябрь 1917 г. - январь 1918 г.)

27 ноября русская делегация, ведущая переговоры с делегатами центральных держав, снова выехала в Брест.

Как сообщает «Правда», перерыв в переговорах был сделан для того, чтобы вновь обратиться к союзным странам с предложением принять участие в Брестской конференции. Так как ответ не получен, то большевистский официоз возлагает всю ответственность на наших союзников за дальнейшее направление переговоров.

Это сообщение несколько приподымает занавес с той дипломатической тайны, которою покрыта вообще грядущая судьба конференции. На основании прежних сведений можно было предположить, что перерыв вызван тем, что германцы, с генералом Гофманом во главе, решительно отвергли русские условия о перемирии (очистка Моонзунда и запрещение перебрасывать войска на западный фронт) как совершенно неприемлемые для Германии и ее союзников. Оказывается, что причина перерыва была иная, а именно стремление возложить ответственность за дальнейшее ведение переговоров на наших союзников. Это откровение дополняется совершенно ясным по смыслу заявлением, что делегация едет для того, чтобы «заставить хотя бы на фронте от Балтики до Черного моря умолкнуть пушки и пулеметы, опуститься ружья».

Смысл этой поэтической фразы весьма прозаический: делегаты едут заключать сепаратное перемирие на основаниях, предложенных немцами. Последние, как видно из протоколов, обнаруживают полное равнодушие к идее демократического мира на всех фронтах, но готовы даровать русским пролетариям и их вождям перемирие, которое даст возможность Германии и ее союзникам широко использовать все свои стратегические преимущества, а также извлечь выгоды из беспомощности и распада России, из ее грядущей изолированности в культурном мире.

Наш Век. (Пг.) 30 ноября 1917. № 1.

164. В. Утгоф. По фронту («За Народ»)

[Ноябрь] 1917 г.

- Ты что про Ленина говоришь? Видно, и сам буржуй, что Керенского защищаешь!

Этими словами, подслушанными в вагоне III класса, проводил меня Питер в агитационную поездку на фронт. В вагоне шумно. Пассажиры - и солдаты и вольные - ведут непрерывные беседы на политические темы. Имя Керенского мелькает поминутно. И насколько в мае-июле всеобщее восхищение сопровождало это имя, настолько теперь сопутствует ему лишь всеобщее порицание и часто площадная брань. В этом есть глубокий смысл. Бранят не Керенского -бранят протекший восьмимесячный период революции. На Керенского, олицетворяющего собой этот прошедший уже этап истории, изливают всю озлобленность, все недовольство, вызванное затянувшейся войной, всеобщей разрухой и голодом.

И вот почему имя Керенского поминается ежеминутно и всегда с бранью. О Ленине говорят значительно реже. Он еще не олицетворяет собой эпоху. Но, думается, и ему уготована та же участь.

Армейский комитет N армии, куда я поехал в агитационную поездку, захвачен людьми, называющими себя большевиками. Я знаю иных из них, до революции они не были даже просто социалистами. И убедился, что они сохранили свои дореволюционные привычки.

На мой вопрос: «Где теперь помещается армейский комитет с[оциалистов]-р[еволюционеров]?», - какой-то гражданин, с одной полоской на офицерском погоне, грубо ответил мне на ходу: «А чорт ³⁶⁰ их знает!»

Ну, думаю, новые хозяева - новые и нравы.

Разговор наш услышал какой-то товарищ-солдат и обстоятельно объяснил мне, как пройти в новое помещение комитета. Комитет оказался в соседнем доме.

В комитетском помещении было почти пусто. Незаметно было былой оживленной муравьиной деятельности. Кое-как разыскал по углам двух-трех товарищей-комитетчиков и спрашиваю их, как дела?

- Да что дела! - сердито отвечает мне товарищ. - Невозможно стало работать. Большевики ведут против нас отчаянную травлю, не останавливаясь ни перед чем. Агитации предвыборной нет почти никакой. Полученную литературу разослали по частям, но едва развесили плакаты, как их тотчас же сорвали. На собраниях выступать с[оциалистам]-р[еволюционерам] можно далеко не всюду. Просто не дают говорить. Долой! Довольно! не надо! - кричит большевистски настроенная часть собрания и шумом и гамом заглушает оратора.

Полковые комитеты, состоящие в большинстве из большевиков, отказываются устраивать предвыборные собрания, если предполагается выступление партийного оратора с[оциалиста]-р[еволюционера]. Предвыборную литературу берут и распространяют только большевистскую.