Изредка пройдет женщина. Если она одна, она пробирается краешком, скользит вдоль домов или бежит по снегу около тротуара, старается стать меньше, незаметнее.
Оно и понятно. Что делать женщине ночью в неузнаваемых улицах родного города, где фонари горят так скупо и тускло, а выстрелы раздаются так весело и четко?
Так... так... так... Где-то совсем близко говорит винтовка.
Некоторые прохожие поворачивают голову, не останавливаясь. Не стоит. Привыкли.
Солдаты, смеясь, определяют:
- Эге... Должно в переулке... Там к погребочку товарищи подобрались... Работают...
Смеются добродушно, пожалуй, с оттенком зависти. А у переулка стоит толпа и с любопытством вытягивает шеи, заглядывает, как в пропасть, в темное ущелье, в глубине которого копошится что-то непонятное, - не то цепь, не то просто людишки, дорвавшиеся до винного зелья. Оттуда доносится глухое шуршание, ворчание, точно там на снегу, при слабом мерцании зеленоватых фонарей, ворочается зверь.
Отрывисто проносится в мозгу мысль:
- Хорошо бы теперь идти по снежной дороге в настоящем безлюдном лесу среди простых и милых настоящих лесных зверей...
Но вокруг город. Вся оболочка культуры тут. Высокие дома. Электричество. Лицо Распутина на афише кинематографа. Темный ослабевший трамвай, сонное привидение медлительно ползет, дополняя призрачность смутной улицы.
И все острое, все телесное обступает враждебность. Торопливо и угрюмо встречаются глаза с глазами. Каждая пара глаз опасливо спрашивает другую пару: «Ты кто? Какое зло ты причинишь мне? На какое недоброе дело спешишь? Что за странные пятна я вижу на твоих руках? Или это мне чудится?
Или они повсюду, эти темные, зловещие пятна, по всей стране все затемнили, всех унизили, всех нас обрызгали?»...
Нет уже этих колючих глаз. Утонули, растаяли, спрятались, как будто оробев, что слишком много сказали. Но на смену им другие выплывают из сизой мглы. И та же в них тоска и тот же страх.
Самый жуткий, самый унизительный из всех страхов - страх человека перед человеком.
Кто же опять сделает их гордыми и свободными? Кто снова зажжет в них детскую радость, которая светилась в февральские дни? Резко и насмешливо летит через площадь выстрел. Смеется над пустыми воспоминаниями, некстати поднявшимися из недавнего, крепко похороненного прошлого.
В сыром воздухе темнеет на тяжелом гранитном коне грузная, громоздкая, хозяйская фигура императора. Каменные очи с тупой строгостью пропускают мимо себя взбаламученную улицу. Знамена, речи, плакаты, выстрелы, торжество свободы и торжество крови, восторг и ложь, разум и безумие, всплески братской любви и предательской злобы - все этой волна за волной бьется и бьется у его ног.
И мнится улыбка, торжествующая и холодная, начинает змеиться по каменному лицу. Вот тронет поводья, и тяжкие копыта, тяжким победным звоном наполнят смятенный город.
Почему же нет? Есть ли невозможное среди клубящейся непрерывности петроградского кошмара? Оцепенением сковывает он мысли, чувства, волю живых людей, превращает их в мертвецов. Зато мертвых может снова поднять из гробов.
Жуткие темные сны наяву снятся прохожим среди ночного Петрограда. Кто-то подстерегает, кто-то крадется, издевается, грозит. Не только лица, взгляды, улыбки, но и голоса полны враждебности.
Живая речь не сближает, а отгоняет, вызывает опасливую тревогу, звучит по-недоброму, как будто даже не по-русски.
Точно кто-то заглушил родную русскую речь, подменил ее другой, чужеземной, еще невнятной, но уже властной и дерзкой.
Тяжко, смутно, беспросветно на улицах побежденного города!
А. Тыркова 383
189. Редакционная статья «Центральная Рада и калединско-кадетская контрреволюция» («Правда»)
7 декабря 1917 г.
Читателям известен ультиматум Совета Народных Комиссаров Раде. Ультиматум был вызван тем, что Рада недвусмысленно поддерживает калединскую контрреволюцию, разоружая Советские войска на Украине и мешая продвижению революционных войск против Каледина. Вчера был получен длинный ответ Рады, недостойный по тону и совершенно не удовлетворительный по содержанию. Ответ этот будет опубликован завтра. Вслед за получением ответа было получено предложение Центральной Рады, переданное через Революционный Штаб Петроградской Краевой Войсковой Рады, о желательности мирного улаживания конфликта. Предложение это замечательно в том отношении, что оно свидетельствует о переломе настроений Рады в сторону мирных переговоров. Тем не менее оно не удовлетворило Совет Народных Комиссаров, ибо оно обходит основной вопрос об отношении Рады к борьбе с калединско-кадетской контрреволюцией. Поэтому Совет Народных Комиссаров, идя навстречу возможным мирным переговорам с Радой считает, что переговоры эти имели бы смысл лишь в том случае, если бы Рада отказалась безусловно и категорически от какой бы то ни было поддержки калединско-кадетского мятежа на Дону. Ниже мы печатаем предложение Рады и ответ Совета Народных Комиссаров.