Революция 1917 года. Как это было?

Г. Саралидзе: То есть он не мог сидеть в засаде в это время? На чем основываются догадки и домыслы, что буквально за несколько дней до начала событий Февраля (в которых рабочие Путиловского завода действительно сыграли значительную роль – мы даже по советской историографии это знаем) делегацию рабочих Путиловского завода принимает Керенский. Они идут именно к нему. О чем там они говорят и договариваются – непонятно. Из этого делается вывод.

А. Гаспарян: Он трудовик. Ну а к кому им еще ходить? Ну не к кадету Милюкову же?

Д. Куликов:

Это условная партийная принадлежность. Грубо говоря, в профсоюз они пошли, понимаешь? В связи с этим странно было бы делать какие-то конспирологические выводы. Мне кажется, что фигура Керенского в известной степени похожа на фигуру Горбачева. И тот и другой были пиар-проектом, выражаясь сегодняшним языком. Горбачев номенклатуре нашей очень важен был в 1985-м, когда его избрали как пиар-проект на фоне гонок на лафетах и разложившегося маразма, который был для всех очевиден. Пиар был выше всего. Они думали, что так прокатит. В принципе, Керенский ведь актер, он идеально подходил для всего этого дела. Мог очень пафосно и убедительно что-то сказать. Он мог пройтись во время похорон солдат и напустить какого-то траура. Он все это умел. Ну, кстати, легенда про женское платье, в котором Керенский бежал из Зимнего дворца, она ведь не случайна. Потому что переодевание в такое платье имиджу Александра Федоровича прекрасно соответствовало.

Г. Саралидзе: Скажем, что это неправда.

А. Гаспарян: Это неправда: он уехал в машине, насвистывая, согласно показаниям шофера, веселый мотивчик из Вертинского. Это вот дословная цитата.

Д. Куликов:

Да, но, понимаешь, имидж сработал сильнее. Поэтому платье село как влитое на Александра Федоровича.

Г. Саралидзе: Принято считать, что к Февралю сложились три основные политические силы. Это те, кого принято черносотенцами называть (Союз Михаила Архангела и тому подобные). Это либералы, конституционные демократы, кадеты и, наконец, социалисты разных мастей. Был ли это заговор тех, кого мы называем либералами – все-таки по факту они пришли к власти?

А. Гаспарян: Не совсем, потому что, например, отречение принимал один из лидеров националистов Василий Витальевич Шульгин.

Г. Саралидзе:

Совершенно верно. Так вот, значит, в результате заговора царь отрекается, а консервативные силы то ли оказались неспособны защищать царя, то ли не захотели это делать. Никого не оказалось, кто встал бы на его сторону. Почему?

Д. Куликов: Очень интересно про условных черносотенцев, Союз русского народа. Тех, что относят к лагерю охранителей. Они еще до отречения, в 1915 году, полагали, что революция неизбежна и царя спасти невозможно. Притом они считали, что если начнут действовать, то лишь ускорят эту самую революцию и создадут проблемы для российской государственности.

Г. Саралидзе: То есть мы должны просто принять как факт, что сил, которые готовы были защищать монархию, просто не оказалось?

А. Гаспарян:

Нет, по факту они были. Прежде всего (поправка к тому, что Дима говорит), Союз русского народа – это не некая единая политическая партия. Это сборище разнообразнейших союзов. Другой вопрос – их численность на тот момент. Если кто-то не знает: 5 миллионов человек входило в эти самые союзы. Больше, чем во все остальные политические партии на территории Российской империи, вместе взятые, причем, наверное, с трехкратным превосходством.

Внутри, действительно, складывалась поразительная картина. Одни черносотенцы говорили о том, что революция неизбежна и бесполезно даже рыпаться…

Д. Куликов: Я их прежде всего и имел в виду.

А. Гаспарян: Другие говорили, что сигналом для подавления должен быть некий спич от государя-императора. Самым ярким выразителем этих настроений стал как раз лидер правых в Государственной думе – Николай Евгеньевич Марков-второй, который с маниакальным упорством сидел и ждал, когда же все-таки государь-император что-то ему скажет. Тут уже бабий бунт («Нету хлеба!»), забастовка Путиловского завода, армия не готова выходить… А он все сидит, ждет. В результате происходит отречение, Марков-второй в чужом платье (как тогда писали газеты, на самом деле это было пальто) бежит из Петрограда в Москву. И потом он скажет, что в нужный момент почему-то сил не оказалось. То есть когда нынешние конспирологи монархического толка начинают разговор о том, что почему-то православный народ не защитил государя императора, вопрос, наверное, надо адресовать носителям того самого духа. Не каким-то эфемерным большевикам, а непосредственно Союзу русского народа. В эмиграции, кстати говоря, они тщательнейшим образом обошли острые углы.