Революция 1917 года. Как это было?

Д. Куликов: Чтобы понимать нашу историю, надо признать, что мы часто воспроизводим подобные ключевые моменты. Олигархи, которые сказали Борису Николаевичу, что он устал и надо уходить, в общем-то рассчитывали на появление нового президента, гораздо более послушного, чем Ельцин. У Бориса Николаевича хоть заслуга – участие в перевороте есть, а тут возьмут какого-то премьер-министра, которого вытащили сами… Они же так думали – наши постсоветские олигархи. И в начале века, мне кажется, точно такие же цели ставили: кого-то посадим, создадим имитацию власти. А реальная власть и реальная прибыль будут в наших руках. Для этого все делалось.

Г. Саралидзе: Я правильно понимаю, что они все-таки недооценили то, что происходило в обществе? Вот мы сейчас говорим об элитах, мы говорим о военных…

А. Гаспарян: Нет, они недооценили самих себя.

Г. Саралидзе: О народе мы сейчас не говорим, о народе, который в итоге…

А. Гаспарян: О народе тогда вообще никто не думал.

Д. Куликов: Они оказались безграмотными с управленческой и в этом смысле с государственнической точки зрения. Хотя веками утверждалось, что самодержавие – стержень государственности, но все относились к этому так же, как в постсоветское время к партии. «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». Везде было написано. Потом оказалось, что партия вообще ни на что не способна; она не честь, не ум и не совесть и даже управлять она не может. Вот то же самое выяснилось в 1917-м. Но когда этот стержень вынули, так же как КПСС устранили от власти, рухнуло все. Потому что ни одного института, способного исполнять задачи государственного управления, не оказалось. Они даже диктатуру не смогли ввести! Ведь чем отличались большевики? Ленин и его компания точно понимали: либо будет жесточайшая диктатура и тогда у нас появляется шанс…

А. Гаспарян:

Все очень просто. Ни у одного из первых министров Временного правительства не было ни единой минуты опыта управления чем-либо в государственном масштабе. Мне могут всегда возразить: они же были депутатами Государственной думы. Дорогие друзья, я всем настоятельно советую посмотреть, чем занималась тогда Государственная дума. Потому что у нас принято идеализировать, будто это был такой мини-президиум Академии наук, где выдающиеся умы собраны, величайшие управленцы, которых возьми, переставь в правительство, и все получится.

Д. Куликов: Стенограммы читать надо.

А. Гаспарян: Посмотрите стенограммы. Понимаете, упомянутый нами Милюков был замечательным историком и читал лекции в Московском государственном университете, но он не имел никакого отношения к такому сложнейшему ведомству, как Министерство иностранных дел. За всю историю нашего внешнеполитического ведомства были только два человека, которые умудрились ввергнуть его в полный интеллектуальный коллапс. Первый – это Ми-люков, от него плакали все; второй – опять же параллель с 1991 годом – Козырев. Два человека, при упоминании которых карьерные дипломаты рыдают.

Г. Саралидзе: Я еще вспоминаю великого экономиста Попова, который стал первым…

А. Гаспарян: Нет, это все-таки, понимаешь, немножко другой уровень.

Д. Куликов: У него хоть ума хватило уйти и оставить все Лужкову.

А. Гаспарян: А здесь опять же параллель. Милюкову тоже вроде как хватило ума уйти и оставить все, но только оказалось, что было уже поздно. Потому что каждое следующее действие ухудшало ситуацию. И это характерно для всех министерств. Вот знаменитый приказ уничтожить нашу армию, приказ № 1. Вроде как Временное правительство вообще ни при чем. А Петросовет работает. Спрашивается, господин Гучков, который подписывал вот этот приказ, будучи военным министром, – он вообще его прочитал, он понимал, что это такое в условиях воюющей армии? Отменить чины. Теперь полковые комитеты будут все решать. После этого у нас наступает май 1917 года, Великое отступление, и мы думаем: а почему так получилось? Ну, наверное, потому, что непрофессионалы работали, – вот это главная беда. Ну и апогей всей картины… Извините, я не могу об этом не сказать. Надо быть невероятно большим интеллектуалом во всех смыслах этого слова, чтобы премьер-министром воюющей страны (самая тяжелая война на тот момент в нашей истории) сделать убежденного толстовца. Аналогов этому нету.

Г. Саралидзе:

Последователь великого русского писателя…

А. Гаспарян: Он, понимаешь, был последователем не в том, что он литератор, а в том, что надо быть таким… любвеобильным донельзя. И вот представь, как на это реагируют. У тебя в столице, в Петрограде, убивают гвардейских офицеров. Правительство молчит. Убивают корпус жандармских офицеров – тоже все молчат. Выпущены уголовники – это, кстати, Керенский сделал. И опять все молчат.

Г. Саралидзе: Скажи, Армен, а почему же молчала армия?

А. Гаспарян: Армия на фронте.