Революция

До драки дело не дошло, разве что наступили на ухо лишившемуся чувств Саше Степанову, столь рьяно ратующему за полное разрушение всех буржуазных устоев, что литр коньяку, выжранный для поддержания революционного тонуса, сыграл свое роковое дело. «Мы за мир, за дружбу, за улыбки милых, за сердечность встреч», — пропел он в пол, нисколько не заботясь о своем отдавленном органе чувств.

Забастовка закончилась также быстро, как и началась. Рабочие облегченно вздохнули и вернулись к работе. Полицаи снова переоделись в мундиры и принялись отлавливать виновников своего позора. Студенты сняли красные банты до лучших времен.

Тойво в Турку больше не поехал — чего он там не видел? К тому же он сделался делегатом Съезда Финляндской социалистической партии. Ему вручили пригласительный билет за номером 1313, дали программу предстоящих выступлений и присовокупили к этому одну гвоздичку. Теперь было не до Турку, не до вечно полупьяного актива тамошнего крыла партии, не до странной постройки.

У него были талоны на трехразовое питание и меню блюд на заключительный банкет. Куусинен был очень занят, поэтому Антикайнен о всех своих сомнениях и непонятках решил переговорить после съезда. Время терпит, раз в России уже новый порядок, то новее его ничего не будет.

Приглашенной звездой этого грандиозного по размаху события был, конечно, гость из революционного Питера, а именно товарищ Сталин. Его доклад все партийцы ожидали с нетерпением. Всем хотелось узнать из первых, так сказать, уст, как теперь распорядятся со свалившейся на них властью господа революционеры. «России-то в лицо смотрит голод!» — перешептывались делегаты, покусывая гигантские бутерброды с красной икрой, выставленные на серебряном блюде в фойе ресторации, где, собственно говоря, и проходил сам саммит. «И Россия смотрит в лицо голоду!» — важничали другие революционеры, отпивая из фужера с шампанским, обнаруженным тут же. «Кто кого пересмотрит?» — прислушавшись, думал Тойво, и от предложенных закусок тоже не отказывался.

Сталин, облаченный в серый военно-полевой френч, выступал первым номером программы — никто не в силах был больше ждать новостей, размениваясь на внутрифинляндские пустячки. Пусть будет Слово! И слово это о Революции! «Время! Начинаю про Ленина рассказ! Bla-bla-bla, тыр-пыр-мыр».

«В атмосфере войны и разрухи», — заявил товарищ Сталин, — «в атмосфере разгорающегося революционного движения на Западе, нарастающих побед рабочей революции в России — нет таких опасностей и затруднений, которые могли бы устоять против вашего натиска. В такой атмосфере может удержаться и победить только одна власть, власть социалистическая. В такой атмосфере пригодна лишь одна тактика, тактика Дантона: смелость, смелость, еще раз смелость! И если вам понадобится наша помощь, мы дадим вам ее, братски протягивая вам руку. В этом вы можете быть уверены».

— Круто! — закричали со своих мест набравшиеся халявным шампанским делегаты. — Выбрать Дантона в президиум!

Пока искали Дантона, Сталин молчал. Наконец, не выдержав, он сунул руку в карман своего помощника и выудил оттуда потрепанную книжицу, на которой багровыми буквами проступал автор «Дантон».

— Он уже умер! — сказал высокопоставленный питерский гость и потряс перед собравшимися этим покет-буком.

Сразу же поднялся делегат Саша Степанов с отдавленным красным ухом. Он воздел по сторонам руки, подобно плясуну русской кадрили, и скорбным голосом произнес:

— Предлагаю почтить минутой молчания память о павшем в борьбе с мировой буржуазией товарище Дантоне. Его дело живет и, я бы даже сказал, побеждает!

Сталин сплюнул себе под ноги, а большая часть революционеров поднялась со своих мест, покачалась в торжественном молчании, как тростник под ветром, а потом убежала наперегонки в буфет допивать шампанское, пока его не допил кто-то другой.

— Как сказал великий Ленин: «Учиться, учиться, и еще раз учиться!» — заметил Сталин и закурил папироску «Герцеговина Флор».

Революционные мыслители, вероятно, любили каждую свою мысль повторять трижды — чтобы легче запомнилась.

После перерыва он продолжил и начал вещать уже от имени большевистской партии и советской власти в целом. Он говорил не очень громко и делал большие паузы между словами. Делегаты начали терять сознание и биться головами о спинки стульев, стоящих впереди.

— Провозглашаю право финского народа на самоопределение! — сказал товарищ Сталин в мертвой тишине. А потом, пользуясь случаем, рассказал съезду о великих завоеваниях Октябрьской революции, о трудностях, которыми социал-предатели пытались запугать большевиков и удержать их от захвата власти. Тут первый рабочий день съезда и подошел к концу.

В целом, съезд был чрезвычайно интересен, а особенно для таких юных революционных лидеров, кем к тому времени стал считаться Антикайнен. Товарищ Сталин открыто высказал о предоставленном советским правительством праве на самоопределение. Люди поумнее зашептались: «Значит, будут бить». Ну, а политически грамотные впали в состояние эйфории.