Революция

Антикайнен сделал предъяву, а именно: достал из кармана написанные рукой зиц-председателя расписки в получение денег и ту, где эти деньги изымались в фонд революции. А также он положил сверху расписку о том, что он занимает выборную должность председателя местного отделения по взаимной договоренности.

— Время долги возвращать, — сказал Тойво и подмигнул Тертту.

Тот в ответ подмигивать не торопился, обзывая про себя зиц-председателя «похотливой сукой», «стяжателем» и «крахобором». Но документы налицо, на них надо как-то реагировать.

И куратор отреагировал: он достал из сейфа свой бутафорский револьвер и положил сверху мятых бумажек.

— Полагаю: вопрос решен? — спросил он, намекая на свое вооруженное преимущество.

Тертту был на полголовы выше парня и сильнее, потому что, как к этому делу не подходи, а возрастом он был старше.

— Нет, пока не решен, — ответил Тойво и, удивляясь самому себе, ударил куратора кулаком по уху.

— Ах, — сказал Тертту, схватился за ушибленное место, но тотчас же совладал с собой и врезал Антикайнену, угодив тому в лоб.

Тойво отшатнулся, несколько звездочек вылетели из его глаз, покрутились вокруг головы и потухли. Он схватил громоздкую вазу без цветов, в которую обычно наливали воду для питья, тотчас же облился с головы до ног, но вазу все же опустил куратору на левое плечо.

Тот охнул и, прыгнув вперед, обнял правой рукой председателя «Совершенства» за шею. Тойво пришлось сбросить вазу в сторону и тоже, в свою очередь, обнять куратора. Так они и упали на пол и принялись по нему кататься. Мокрая одежда Антикайнена не позволяла Тертту как следует за него ухватиться, а тот, в свою очередь, извивался ужом и брыкался всеми своими конечностями.

Девчонки, случившиеся в коридоре, косились на шум возни за дверью и говорили друг другу басом: «Революция, ах, твою мать, революция!»

Для Тойво было очень важно, чтобы куратор не подмял его под себя и не уселся сверху. В этом случае тот запросто мог забить его до посинения. Тогда уже долги получить не удастся никогда.

Тертту умаялся бороться в партере, ему под руки попалась ваза, которой он тотчас же замахнулся, намереваясь решительно поставить точку в бурной революции, случившейся в кабинете «Совершенства».

Антикайнен одновременно с этим сделал несколько судорожных движений, отодвигаясь прочь от соперника. Ему тоже кое-что попалось под руки: сначала мокрые бумажки — это были его расписки, упавшие со стола, а потом что-то холодное металлическое и увесистое. Он им тоже замахнулся.

Куратор сей же момент поднял руки к потолку, уронив вазу себе на голову, но даже не поморщившись по этому поводу.

— Все, все! — сказал он. — Сдаюсь.

А потом возвысил голос до петушиного крика и прокукарекал, пронзительно и громко:

— Девочки! Кофе нам принесите два стакана!

— Какие девочки? — удивился Тойво и смахнул капли крови с рассеченной брови.

— Ты только не волнуйся, — вкрадчиво заметил Тертту. — Кто-нибудь из девочек обязательно за дверью пасется. Сейчас нам кофе организуют.

Следует отметить, что финны почти не пьют чай. И никто из них не помнит, чтобы когда-нибудь пили. Уже в незапамятные времена всеми историческими правдами и неправдами они добывали кофейные зерна и мололи и жарили их по собственному вкусовому пристрастию. Даже тогда, когда Колумб еще не открыл давно открытую викингами Америку. Ячменный напиток тоже пился, но в случаях крайней нужды. А так — все кофе и кофе.

— Откуда же здесь кофе? — удивился Антикайнен и почесал затылок дулом револьвера, оказавшегося зажатым в его руке.

— Так на входе рюмочная есть, — пожал плечами куратор. — Только, пожалуйста, осторожнее с этой штукой.

Тойво посмотрел на пистолет, словно первый раз его увидел, а потом взвел курок. Он не знал, есть ли патроны в барабане, а если есть, то боевые ли, либо пистоны, а может в дуло уже давным-давно какой-нибудь пыж засажен, но револьвер в руке придавал уверенность.

— Я, пожалуй, пойду, — сказал Антикайнен и потряс оружием.

— Что ты! Что ты! — заволновался Тертту. — Не надо так! А как же кофе?

— Ах, ну, да, — согласился парень, поднялся и сел прямо на стол, свесил ноги и начал ими болтать взад-вперед.

Куратор так и остался на полу, упершись спиной в самую дальнюю стену, подальше от револьвера.

В дверь осторожно постучали, и девичий голос спросил:

— Кофе просили?

Вряд ли можно было представить, что в такой тональности говорит какой-нибудь полицейский овцебык формата Авойнюса. Тойво спрятал пистолет за спину и строго сказал слово «прошу».

Вошла девушка, держа перед собой два стакана дымящегося кофе. Девушка была знакомой, из актива, но совсем взрослая, поэтому на председателя общества всегда посматривала несколько свысока. Теперь ее точка зрения изменилась. В ее взгляде читалось жгучее любопытство. И еще что-то, тоже жгучее, читалось. Она глубоко вздыхала, и грудь ее подымалась в такт дыханию, а опускалась как-то сама по себе.

«Да», — подумал Тойво. — «Что-то раньше она так не дышала».

«Да», — подумал Тертту. — «Что-то раньше она так не дышала».

«Да», — подумала девушка. — «Что-то раньше так не дышалось».