Революция

Поэтому и Вяйнямейнен, о котором доводилось слышать в песнях Элиасу — совсем пожилой человек. Чем ближе к востоку Финляндии он забирался, тем больше рун о «Калевале» ему доводилось слышать, тем непонятнее становилось: что это такое?

Вся культура Суоми оказалась изрядно очищенной от народных преданий. Это, без сомнения, след просветительской деятельности культурной Европы посредством шведских выдумщиков истории. Но Элиасу хотелось знать больше о реальном прошлом, ведь именно в историческом наследии — мудрость веков. Силу человеку добавляют знания. Но где их взять?

Его поиски закономерным образом уперлись в церковь. Все события минувших эпох могли храниться в виде записанных свитков хроник только там. Но церковь двери перед ним не открыла, а беседы с самодовольными и недалекими попами, казалось, запирали эти двери на безнадежно ржавые запоры.

Если бы Леннрот в своем взрослении уподобился бы некому Гаврошу (созданному Виктором Гюго), специалисту по выживанию в совершенно беспощадном мире, то и конец у него был бы такой же. Гаврош, живущий в гигантском муляже слона, неуязвимый и неуловимый подросток из Парижа, все-таки погиб, несмотря на все свои замечательные способности. Ладно, дело обстояло во время революции — но, в принципе, это неважно. Нельзя подрастающему поколению увлекаться взрослыми играми.

Элиас это вовремя осознал. Выживать — это хорошая цель в жизни, выживать для получения образования — отличная цель в жизни, получение образования для движения к Истине — самая главная цель в жизни. Ну, а смерть — это всего лишь итог жизни.

Антикайнену нравились рассказы Вилье об Элиасе Леннроте. Он восхищался исключительной целеустремленностью этого человека. Становилось понятным, какую он преследовал идею — систематизирование народных преданий в народный эпос, все остальное у него получалось попутно. Черт, какую же цель поставить ему самому?

— Пожалуй, я себе тоже поставлю задачу на всю жизнь, — как-то сказал он Ритола.

— И какую же, стесняюсь спросить? — живо откликнулся тот.

— Я буду свободным! — ответил Тойво и обрадовался в душе: слова возникли сами по себе, но это были именно те слова!

16. Элиас Леннрот. Судьба контрабандиста

Деваться в Гельсингфорсе парням было некуда, поэтому они совместными капиталами сняли комнатку в районе Вантаа.

Тойво, вообще-то, мог вернуться под крышу отчего дома, да как-то решил повременить. За время его отсутствия в семье ничего не изменилось, но у него возникло странное ощущение, что это теперь не его дом. Не то, чтобы он стал чужим в кругу своих близких родных, а то, что родные пенаты, вдруг, стали чуждыми ему самому. Вероятно, он просто из них вырос.

Сходил он, конечно, на беседу к Куусинену в редакцию его газеты. Его приняли достаточно тепло, напоили кофе с бубликами, интересуясь дальнейшими планами. Когда же пришел сам Отто — до этого в редакции были только девушки — стало еще теплее.

— Ну, как дальше жить будешь, герой? — спросил его Куусинен.

— Так я с Вилье комнату в Вантаа снял, буду искать работу, — уклончиво ответил Тойво. Он, действительно, пока очень смутно представлял, в какую отрасль промышленности бросить свои крепкие кости?

— В газету к нам не хочешь? — поинтересовался Отто.

Представив себя газетчиком с ворохом листков в сумке за спиной, Антикайнен заскучал. Его состояние не скрылось от внимания старшего товарища.

— В общем, рабочих рук сейчас хватает, вот рабочих голов — как раз наоборот, — сказал Куусинен. — Ты замечательный организатор, ты легко приспосабливаешься к изменению обстановки, так что подумай сам, куда тебе идти дальше.

Вот и весь разговор.

Тойво вышел от Куусинена озадаченный, он, вообще-то, надеялся если не на руку помощи, то на дружеский совет опытного и авторитетного товарища. Подумав, о товарищах, он отправился на Алексантерин-кату, центральную улицу Гельсингфорса, где в роскошном особняке располагалась штаб-квартира столичного отделения шюцкора.

Представительные дядьки в отутюженных костюмах, попыхивая дорогими контрабандными сигарами, лениво переговаривались между собой: «человечка надо бы послать», «человечек у меня там есть», «человечек доложил». В общем, клуб находчивых «человечков». Большие парни их находят, очеловечивают и помыкают по своей воле. Словно в кукольном театре.

— Тебе чего? — к Тойво подошел охранник, лихо закрученными усами и сутулыми плечами, подделывающийся под борца Поддубного.

— А тебе чего? — спросил Антикайнен.

— Слышь, пацан, сейчас одно ухо тебе оторву, сверну его трубочкой и во второе ухо вверну, — пробасил великан и положил руку ему на плечо.

Но Тойво поднырнул под эту руку, оказавшись за спиной охранника, и прошипел:

— А я тебе сейчас оба твоих уха вместе с головой отстрелю.

Для чего он так себя повел — было загадкой. Этот псевдо-Поддубный одним ударом ладони вгонит его в пол по макушку, да и если просто упадет сверху — раздавит, как насекомое. Но что-то в этом шюцкоре его раздражало, что-то вызывало протест, которому невозможно было противостоять.