Революция

Его зловещий шепот расслышали все представительные дядьки, переглянулись между собой, и один из них, не повышая голоса, спросил:

— Тебе что нужно, мальчик?

— Я, вообще-то, из отделения шюцкора Каяни, — ответил он. — От Николаса.

Охранник по мановению руки дядьки отошел в сторону, бесстрастно взглянув в лицо Тойво, словно запоминая его.

— Стало быть, к нам на службу поступить хочешь? — поинтересовался еще один из важных людей.

Вопрос слегка озадачил парня, поэтому он, чтобы скрыть свое смущение, сделал несколько осторожных шагов навстречу дядькам. Почему они назвали учебу по самообороне, что само по себе подразумевалось идеей шюцкора, службой? Служат слуги, которые бывают разные: слуги народа, например — это чиновники, слуги отечества — это военные, слуги закона — это разного рода полицаи и суды, слуги от искусства — это актеры на жаловании, встречаются еще просто слуги. Никому в услужение Тойво поступать не собирался.

— Я бы хотел продолжить обучаться самообороне, — наконец, ответил он.

— Ну, от перспективных ребят шюцкор никогда не отказывался, — вкрадчиво, как провокатор, втирающийся в доверие, заметил третий дядька. — Гриша, проводи молодого человека!

Гришей оказался лже-Поддубный. Он кивнул головой, указывая куда идти.

— А что — в шюцкор теперь и русских берут? — невольный вопрос вырвался у Тойво, когда он пошел следом за великаном.

Тот не ответил, открыл какую-то дверь и проговорил:

— Пошел!

В обширной зале стоял одинокий стол. Было бы забавно, если бы этот стол лежал — лежать могут только лежаки. Вдоль стен расположились стулья, не несущие на себе никаких вдавленностей и потертостей от посетительских седалищ. Может, это были какие-то специальные стулья. На столе сидел человек и дрыгал одной ногой. Ага, теперь понятно, почему стулья столь идеально сохранились: на них сидеть нельзя.

— Заполни анкету! — картаво сказал человек и дрыгнул ногой.

Как ему удавалось картавить в словах, где не было буквы «р» — удивительнейшая загадка природы.

— Мойша, — промычал охранник. — Это из какого-то мухосранского шюцкора. С Лапландии, вроде бы. Займись этим.

— Ну, тогда обязательно нужно заполнить анкету, — прокартавил Мойша. — Давай в темпе, а то у меня дел много.

— Непременно требуется формуляр? — спросил Тойво, озадаченный еще пуще прежнего: а финны в этом шюцкоре водятся?

— Обязательно! — сказал Мойша и вздохнул. — Господи, с кем нужно общаться!

— Вы хотели сказать: с кем приходится работать? — Антикайнен не хотел молчать.

— Я сказал, что хотел сказать, — человек соскочил со стола. — В общем, так: пиши, где тебя можно найти, и мы с тобой свяжемся.

— Адрес? — уточнил Тойво.

— Местожительство.

— А где эти анкеты?

Сам бы Тойво обязательно ответил: «В Караганде», потому что заметил стол с бумажками еще на самом входе. Но Мойша сдержался.

— На входе.

— Прямо у двери?

— У, — ответил человек и еще несколько раз повторил, видимо, подыскивая нужные слова. — У, у… В общем, на входе.

Тойво вздохнул и вышел. Непробиваемый человек! Мастер синонимов! Но, сделав несколько шагов от захлопнувшейся двери, вернулся назад и прислушался. «Кгысеныш! Покгивляться гешил!»

Сначала Антикайнен просто хотел уйти, громко хлопнув на прощанье всем, чем можно хлопать. Но потом передумал. «Почему бы не разузнать, что за порядки в столичном шюцкоре? Куусинену это может показаться интересным».

Он взял два листка бумаги — для себя и для Вилье — заполнил их тут же, позаимствовав перо и чернильницу у консьержки, бросил обе анкеты в специальный ящик и ушел, помахав на прощанье рукой невозмутимому Грише. Великан посмотрел сквозь него мертвым взглядом и никак на это не прореагировал.

Тойво шел по улицам Гельсингфорса и размышлял: может быть, плюнуть на все, пойти учиться в университет, отправиться контрабандистом в поход, наняться матросом в море? Уж был бы он, как Леннрот, немедленно бы так и поступил. Но на носу Рождество, везде холод собачий. Куда дергаться до весны? Кстати, что там Вилье рассказывал об студенческих годах творца «Калевалы»?

Учеба Элиаса Леннрота в университете Турку была странной. Философский факультет, где он числился, предлагал знания всемирного масштаба, однако специализации на финском языке, фольклоре и литературе не было. Просто не существовало такой кафедры.

Студенческая жизнь всегда весела, студенческая жизнь всегда сопровождается отсутствием денег, студенческая жизнь всегда быстро проходит. Элиас, легко ориентирующийся в шведской культуре, читающий по латыни, очень быстро ощутил, что чем больше знаешь, тем больше кажется, что ничего не знаешь. А ознакомившись с трудами Хенрика Габриеля Портана, в это уверовал. Портан, умерший в 1804 году в шестидесятипятилетнем возрасте, в ходе своих этнографических изысканий писал, что «все народные песни выходят из единого источника (и по главному содержанию, и по основным мыслям они между собой согласуются) и что, сравнивая их друг с другом, можно возвращать их к более цельной и подходящей форме». Так-то!