Революция

В 1916 году его выбрали действующим секретарем отделения, то есть, попросту легализовали должность, убрав ослиное слово «и о» и сразу же рекомендовали в центральный комитет Социалистического союза рабочей молодежи Финляндии.

Встречи с Куусиненым продолжались и несли пользу им обоим. Недомолвки Отто, его интерес к отдельным вещам и полное пренебрежение другими, заставляли Тойво задумываться о возможных путях развития нынешней ситуации. Кровопролитная война только усугубила стабильность царского режима. Иной раз казалось, что и самому царю достало нынешнее положение вещей, и ему хочется на пенсию. Как сказал Вова Ленин «низы не хотят, а верхи — не могут жить по-старому». Фамилия этого человека все чаще и чаще звучала в разговорах среди революционеров самых разных партий.

В Финляндии, как и прочих частях Российской империи, полицейских управлений не хватало, чтобы пресечь крамольные разговоры. Ворье обзывало свои шайки «революционными объединениями» и шло грабить под лозунгами Карла Маркса и Фридриха Энгельса. В Гельсингфорсе на борьбу с бандитами под красными флагами встал шюцкор, подняв над собой белое знамя. «Нет террору!» — сказал Союз силы и перебил в три дня стекшихся в Гельсингфорс немногочисленных грабителей из России и примкнувших к ним местных любителей и профессионалов воровского промысла.

В Финляндии было спокойно, сюда опять потянулись материально обеспеченные революционеры и им сочувствующие. К своему удивлению Тойво обнаружил, что среди этих сочувствующих — едва ли не две трети армейские офицеры. Опять появились, истребленные было, китайцы. Через Финляндию они нанимались к революционерам в какую-то «Красную гвардию» и уезжали в Питер и Подмосковье, целыми кагалами покидая лесозаготовки в юго-восточной Карелии.

Как довелось узнать Антикайнену, в эту мифическую «Красную гвардию» также вступали латыши, причем русских, эстонцев, украинцев, не говоря уже о поляках и финнах в нее не брали. Еврейское руководство создавало в стране частную армию без участия в ней местного населения. Может быть, прочие люди прочих народов просто отказывались вербоваться, не доверяя предложенной оплате: белой булке, сахару и материалу на одежду. Или извращенные аналитические умы революционеров видели в латышах и китайцах более широкую перспективу, нежели в прочих парнях.

Руководство социал-демократов Финляндии не было единодушным: взрослые дядьки спорили между собой до хрипоты, таскали друг друга за волосы и плевались в лица. Все, как в какой-нибудь Думе, либо Раде. «Думать были бы рады, но положение обязывает!» Тойво с большим смущением и долей брезгливости наблюдал, как старый революционер со стажем чуть ли не с мезозоя, Саша Степанов, лягается и кусается, брызжа слюной по сторонам.

В основном, таким образом решались какие-нибудь принципиальные вопросы, денежные, либо очень денежные. «Да это же ширма, черт побери!» — догадался Тойво, когда после очередной смешной, почти женской, драки революционеры разъезжались, нимало не смущаясь соседству друг с другом, в одних и тех же каретах. Куусинен с этим мнением не мог не согласиться. Он, хотя и обладал достаточно большим весом в так называемых «политических» кругах Финляндии, подобные сходки не посещал. Впрочем, как и Таннер.

Если в Финляндии существовало некое подобие спокойствия, то в России им и не пахло. Царь пытался рулить своим царством, но, будучи по жизни императором, своей империей управлять не мог. Вероятно, не умел. Николай Второй еще в августе 1914 года приостановил работу Думы, но сам смог додуматься только до таких вещей, типа «Программ обрусения». Это была явно неудачная мысль, за которую, однако ухватилась всякая корыстная шваль: наместники, представители, наблюдатели и прочие радетели исполнения пресловутой программы. У них была хорошая поддержка в лице корпуса прокуроров, и плохая — в лице многонациональной составляющей населения окраин. Никто из финнов, карел, ижорцев, эрзи и мокша, вепсов и прочих народностей вымирать не хотел.

Лишь в Олонецкой губернии удалось запретить использование карельского языка в школах и больницах (Удивительное дело, сто лет после этого прошло, но до сих пор карельскому языку не присвоили статус «государственного», а это значит — кирдык ему и его носителям. Ай да, Николай Второй, ай да сукин сын! Да и его преемники не лучше, в общем-то).

В августе 15 года Думу снова собрали, да думцы эти, уже наученные горьким опытом своего разгона, образовали в ней «Прогрессивный блок» и сразу же выдвинули политические требования: даешь парламентское правление — в пень эту монархию, политическая амнистия — легализовать полулегальных революционеров, и прочее в таком же духе.

Закручинился царь-император и пошел на охоту на грачей. Уж что он там делал потом с этими убитыми грачами — одному повару известно. Вероятно, варил суп и угощал им царственных гостей. Гости давились, но жрали.