Революция и семья Романовых

Если до 1 марта она, как мы знаем, поддерживала курс на военное подавление революции и усиленно работала над организацией карательной экспедиции генерала Иванова, то уже к концу 28 февраля генералу Алексееву, непрерывно получавшему новые сведения о событиях в Петрограде, все более очевидной становилась необходимость соглашения с Временным комитетом Думы. Представители комитета убеждали его, что выполнение их требования об «ответственном министерстве» остановит революцию и, таким образом, позволит, сохранив монархию, продолжать войну с Германией до победного конца. В Ставку одна за другой поступали телеграммы, которые сообщали о мощном размахе революции, о переходе все новых и новых войск в ее лагерь, об аресте министров и других царских чиновников. Из этой информации становилось ясно, что для подавления революции сил отряда Иванова может и не хватить. Вставал вопрос о подготовке новых воинских соединений и отправке их на Петроград, на что, по расчетам генерала А. С. Лукомского, потребовалось бы не менее 10 дней[112]

.

В ночь на 1 марта Алексеев решил, что необходимо пойти навстречу буржуазным лидерам Думы, полагая, что большинство его помощников и командующих фронтами должны поддержать это намерение. Но испросить санкции царя Алексеев не мог: его уже не было в Могилеве и приблизительно до 3 часов дня 1 марта в Ставке точно не знали, где он находится. Для Алексеева наступил момент тяжкого выбора: либо ждать связи с царем, либо, взяв ответственность на себя, действовать самостоятельно. И Алексеев решился: в ночь на 1 марта он направил в Царское Село (куда должен был прибыть генерал Иванов, а затем и царь) две телеграммы. Подчеркнув, что в воззваниях думского комитета речь идет о «незыблемости монархического начала», он предлагал пойти навстречу либералам Думы в их требовании «необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства». В связи с этим, писал Алексеев, должны измениться и «способы действий» генерала Иванова, т. е. поставленная ему задача подавить революцию в столице вооруженным путем отменялась[113]

.

Только около 3 часов 1 марта Ставке удалось, наконец, выяснить местонахождение царского поезда: в этот момент он стоял на станции Дно. Телеграмму Алексеева о необходимости дарования «министерства доверия» или «ответственного министерства» немедленно направили туда[114]

. И снова напрасно: царские поезда уже ушли в Псков. Как только в Ставке поздно вечером получили сообщение из штаба Рузского, что Николай II в Пскове, Алексеев перенес «телеграммный огонь» туда. Но теперь он был значительно более «массированным».

Пока царские поезда маневрировали на железнодорожных путях, Алексеев не терял время зря. Он уже запросил мнение некоторых высших генералов и получил от них ответы, в которых выражалась поддержка его позиции, и выходом из положения признавался компромисс с Думой (телеграммы адмирала А. И. Непенина, генерала А. А. Брусилова, великого князя Николая Николаевича и др.). Более того, с помощью генерала А. С. Лукомского, находившегося в Ставке великого князя Сергея Михайловича и начальника дипломатической канцелярии Ставки Н. А. Базили Алексеев даже составил проект манифеста, от имени царя провозглашавшего создание «ответственного перед представителями народа министерства» во главе с Родзянко. В 11-м часу вечера 1 марта все это было передано в Псков[115]

. Но Псков молчал. В вагоне «литера А» генерал Рузский никак не мог убедить Николая II принять новую позицию Ставки. Позднее Рузский вспоминал, что царь «возражал спокойно, хладнокровно и с чувством глубокого убеждения». Он, писал Рузский, уверял, что «общественные деятели», получив власть, «не сумеют справиться со своей задачей» и что формула «ответственного министерства» «ему непонятна, что надо быть иначе воспитанным, переродиться…»[116] Только в первом часу ночи 2 марта Николай II сдался. Согласие царя на ответственное министерство, по существу, означало отказ от карательной экспедиции генерала Иванова. В Ставку пошло распоряжение о прекращении движения его войск на Петроград.