Как показывал Керенский в Чрезвычайной следственной комиссии, сведения о подозрительной деятельности главного комитета стали поступать к нему примерно с июля месяца[257]
. Однако в этих показаниях, точно так же, как и в более поздних заявлениях, мы не находим сколько-нибудь точных, конкретных фактов. Так, например, в 4-часовом докладе, прочитанном зимой 1924 г. в Праге, Керенский упрямо доказывал, что уже в мае 1917 г. внутри «Союза офицеров» (в Ставке) «образовалась конспиративная группа» с целью установления военной диктатуры путем переворота. Эта группа, уверял аудиторию Керенский, имела «смычку» с «кругами цензовой общественности в Петрограде и Москве»[258]. Но никаких имен он не назвал. Вероятно, поэтому «разоблачения» Керенского долго воспринимались как стремление оправдаться и обосновать собственную версию корниловщины. Действительно, очень важно было бы получить подтверждение о существовании конспиративной группы в «Союзе офицеров» от самих ее участников или хотя бы от связанных с ними лиц, которые публично отрицали антиправительственные цели корниловского выступления. Частично такое подтверждение промелькнуло на страницах «Очерков русской смуты» А. И. Деникина, но и он не назвал ни одной фамилии и ничего конкретного из деятельности конспираторов главного комитета офицерского «союза». А, по-видимому, мог бы. У него в руках находилась рукопись Новосильцева, написанная в октябре 1921 г., по всей вероятности, специально по просьбе Деникина, готовившего свои «Очерки». В этой рукописи Новосильцев сообщал, что уже в ходе заседаний могилевского съезда завязался первый узелок будущей конспиративной работы некоторых членов главного комитета. В эти дни состоялось строго секретное совещание, на котором присутствовали знакомые нам Пронин, Сидорин, Роженко, Новосильцев и два новых для нас лица – капитан Родионов и хорунжий Кравченко. Речь шла о «схеме работы», в соответствии с которой следовало приступить к «подготовке почвы для того, чтобы генерал Алексеев мог стать диктатором». Конкретные пути установления диктатуры Алексеева не обсуждались. Высказывалось только соображение, что при таком исходе событий созыв Учредительного собрания – этого венца буржуазной демократии – вряд ли будет желательным и необходимым. Едва ли можно предположить, что это «секретное» выдвижение Алексеева в качестве возможного военного диктатора держалось в секрете от него самого. Скорее всего, он санкционировал его, и потому, возможно, не так уж не прав Керенский, когда утверждает, что «действительным инициатором и организатором военного заговорщического движения был не Корнилов, а именно Алексеев, работавший над этим, во всяком случае, с мая»[259].Опасаясь «утечки информации», решили не посвящать в тайную работу не только «Союз офицеров», но и не всех членов главного комитета. Образовалась, таким образом, очень узкая по составу (8 – 10 человек) конспиративная группа, замышлявшая переворот для установления военно-контрреволюционной диктатуры.
Мы уже отмечали, что свидетельства Новосильцева частично использовал Деникин в своих «Очерках русской смуты». Но в его распоряжении, по всей вероятности, не было всех мемуаров Новосильцева, составляющих довольно объемистый машинописный том и хронологически охватывающих период 1914–1918 гг. Между тем в них имеются некоторые дополнительные данные о законспирированной группе главного комитета и его деятельности «при Брусилове», т. е. уже после закрытия могилевского съезда и ухода Алексеева с поста верховного главнокомандующего[260]
.Новосильцев пишет, что эта группа теперь смотрела на легальный офицерский «союз» как на «хорошую ширму» и, прикрываясь ею, сосредоточила свою работу на «подготовке отрядов, создании кадров» и выработке «ориентировки в политическом отношении»[261]
.Уже в начале июня Новосильцев, Сидорин и Кравченко направились в Москву, чтобы завязать сношения с «общественными деятелями». На квартире князя П. Долгорукова состоялась встреча с группой членов кадетского ЦК. Сам Долгоруков, как пишет Новосильцев, «находил перемену и правительства, и курса желательной»[262]
. Другие присутствовавшие высказывались более сдержанно: считали нужным поддерживать Временное правительство и даже меньшевистско-эсеровский Совет как важную силу, сдерживающую «анархию». Новосильцев следующим образом суммировал позицию кадетских участников совещания: «Они хотят какого-нибудь переворота, но как и когда это делать – вот вопрос»[263].