– У нее это получится в тысячу раз лучше, чем у меня, – сказала она.
Но не успела она отойти в сторонку, как перед нею вырос какой-то малый – кожа да кости.
– Можно представиться? Да или нет? И все же я представлюсь: Иван Бодюле, продавец рекламных площадей. Я чисто случайно попал на вашу тусовку, и, пожалуй, у меня найдется к вам предложение.
Не сказав ни слова в ответ, Жюли замедлила шаг – незнакомец осмелел. И, силясь обратить на себя ее внимание, заговорил громче:
– Что правда, то правда, тусовка ваша удалась на славу. Классное место, толпа молодняка, рок-группа, подающие надежду артисты – СМИ должны клюнуть непременно. Думаю, надо бы найти спонсоров, чтобы получше раскрутить это дело. Хотите – могу устроить вам пару-тройку контрактов с производителями газировки, одежды, а может, и с радиостанциями.
Жюли пошла чуть медленнее – незнакомец истолковал это как знак внимания.
– Никакой шумихи. Всего лишь десяток-другой плакатов, туда-сюда. Деньги, ясное дело, потекут к вам рекой – гуляй не хочу.
Девушка задумалась. Остановилась, будто в смущении. И воззрилась на малого.
– Сожалею. Нет. Это нас не интересует.
– Но почему?
– У нас тут не… тусовка. А революция.
Все это раздражало ее, потому что она точно знала: пока не будет жертв, их сборище все будут воспринимать как обычную массовую гулянку. А тут еще рекламная кампания – нет, это уже слишком.
Жюли негодовала. Неужели для того чтобы революцию восприняли всерьез, нужно пролить море крови?
Между тем Иван Бодюле продолжал:
– Послушайте, честное слово. Если передумаете, я обещаю связаться с друзьями и…
Жюли скрылась от него за танцующими парочками. Она представила себе Французскую революцию под обагренными кровью трехцветными штандартами и плакатом, гласящим: «Пейте «Санкюлот», пиво настоящих революционеров, свежее и хмельное!» Почему бы в таком случае не представить себе русскую революцию под рекламой водки, а кубинскую – под рекламой сигар?
Жюли зашла в кабинет географии.
Она была вся на нервах, но все же овладела собой. Ей хотелось узнать как можно больше про революции, и она раскрыла «Энциклопедию», чтобы почерпнуть из нее новый революционный опыт. Читая книгу в зеркале задом наперед, она обнаружила там еще немало скрытых статей.
На полях против каждой статьи про революционный опыт она делала пометки, а в самих статьях подчеркивала ошибки и нововведения. Исполнившись упорства и внимания, она надеялась извлечь для себя великие уроки революций и понять, какое утопическое общество можно построить здесь и сейчас.
После этого он решает остепениться и становится казначеем. Однако все свободное время Шарль Фурье отдает своей страсти и занимается изучением идеального общества, которое он подробно опишет в своих трудах, включая «Новый промышленный и общественный мир».
Согласно учению утописта, люди должны жить в небольших общинах по тысяче шестьсот – тысяче восемьсот человек. Община, которую он именует фалангой, заменяет семью. С отменой семьи упраздняются как родственные, так и любые подчинительные отношения. Правительственный аппарат сокращается до строгого минимума. Важные решения принимаются сообща изо дня в день на главной площади.