Резидент, потерявший планету

— С одной стороны, недурно рассуждаешь, — Пастельняк заулыбался. — Только противника не стоит считать глупее себя. Противник наш должен знать, — заместитель министра поднял ладонь кверху и загнул один палец, — что, во-первых, агент, на которого он хочет делать ставку, пользуется известным престижем там, где проживает. Во-вторых, что этот агент, — загнул второй палец, — неглуп, умеет приспосабливаться к условиям и, в известной мере, владеет техникой камуфляжа. В-третьих, эти господа там легко сообразят, что если коммунисты хотят внедрить в их среду Лауба-Вессарт со своими целями, то проще всего было бы вложить в уста учительницы на пресс-конференции какие-то критические замечания, хотя бы о местных неполадках. Не в лоб, не напрямую, а этак вскользь… А вот мы поступим наоборот. Пусть выступит и, если кто-нибудь из гостей даст повод, отбреет его с крестьянской сметкой и учительской любовью к правде.

— Не мой план, — подмигнул Пастельняк. — Идея принадлежит товарищу Кумму. — И заключил строже: — Значит, побывайте на пресс-конференции, послушайте, понаблюдайте, как будет действовать Альвине. Для нее это будет недурной школой перед «визитом к тетушке»!

…Журналисты атаковали вопросами о самых разных сторонах жизни. Разными были и отвечающие. Язвительный голос прокричал из угла:

— А верно ли это, вы заставляете детей в школах писать сочинения на темы: «История моей Эстонии начинается с Советской власти»?

Председательствующий на пресс-конференции пояснил, что в зале присутствует учительница Михклиской сельской школы Альвине Лауба и она постарается удовлетворить любознательность господина журналиста.

— Товарищи, господа, — Альвине подняла над головой записную книжку. — Я могу, если хотите, пустить по рукам свои заметки. В этом году примерно треть учеников семиклассной школы в Михкли свои выпускные сочинения посвятили теме: «Эпос «Калевипоэг» и современность», еще одна треть писала: «Любовь к Отчизне в поэзии Лидии Койдула, остальные выбрали тему «Человек рожден для счастья».

И когда стихли аплодисменты, Альвине сухо добавила:

— Но я догадываюсь, где вычитал эту тему господин из дальнего угла. О ней сообщалось в газете «Рахва хяэль», так назвал свое сочинение школьник Алекс. Его отца, мать и двух сестренок расстреляли гитлеровцы и их помощники с этих мест. Для Алекса, товарищи и господин из дальнего угла, жизнь действительно началась с восстановления Советов. Простим ребенку эту историческую вольность.

Она села на место при суровом молчании зала.

Пастельняк, пригласив к себе Альвине и Пауля, хитро посматривал на обоих.

— Все уже знаю и чуточку больше, — сказал он вместо приветствия. — Американец передал для своего агентства, что эстонская учительница либо чересчур твердолобая, либо ловко угождает властям. А что вы скажете, Альвине, на этот счет стокгольмским господам, если они захотят с вами встретиться?

— А вот это самое и скажу, — засмеялась Альвине. — Мы вынуждены лавировать. Вессарты не из тех, кто без надобности льют масло в лампаду.

Пастельняк и Мюри переглянулись.

— Насчет вашей тетушки по материнской линии, — мягко сказал Пастельняк. — Она-то уж подлинная, и тут все в порядке. Но не исключено, что вам подсунут в дом кого-нибудь из своих. На случай, если поинтересуются, почему так быстро вам оформили визу на выезд, мы заготовили телеграмму от гётеборгского врача о том, что медицина бессильна…

— У меня тоже припасена одна изюминка для любопытных, — выпалила Альвине. — Тетушка много лет хранит письма от Лидии Койдула, и наш литературный музей заинтересован их вернуть Эстонии.

Потом полковник обратился к Паулю:

— Мюри, как насчет фотоархива петроградского Вессарта?

— Все возможные альбомы с Альвине изучили. У нее наметанный глаз на лица.

— А я вас, Пауль, — засмеялась Альвине, — поблагодарю стокгольмским сувениром, только скажите, чего бы вам Хотелось?

— Вы ему лучше адрес Планетного Гости привезите, — пошутил Пастельняк. — Вон исхудал как. А все тоска по адресочку…

— Может, и добуду, — вздохнула Альвине. — Пока что бухгалтер держит меня на голодной диете. Стал осторожнее, пугливее.

— Придется ослабить опеку, — вздохнул Пастельняк. — Пугливый Яласто для нас меньший ящик с информацией. Так что ты хочешь, Мюри, от товарища Лауба? Что она должна сказать там, — махнул рукой в неопределенном направлении, — о твоем протеже Энделе Казеорге?

Прощаясь, Альвине сказала:

— А если ко мне не обратятся?

К ней не обратились. За те сутки, что она провела в Стокгольме, у тетушкиной подруги, никто из прохожих с ней не заговаривал.

Разговор на острие ножа

До отхода ее автобуса в Гётеборг оставалось пять часов. Альвине была одна в квартире тетушкиной подруги, когда зазвонил телефон. Глуховатый голос что-то спросил по-шведски, она ответила, что не понимает. Тогда ее спросили на хорошем эстонском языке, не госпожа ли Лауба-Вессарт взяла трубку. После этого предложили спуститься вниз, сесть в «форд» цвета слоновой кости и проехаться с другом господина Диска.

Она оставила хозяйке записку, что прибудет к отходу автобуса, и отправилась.