Резидент, потерявший планету

— Отнюдь нет! Обращаю внимание своих земляков на то, что мои кузены — таллиннские Вессарты не имеют в своих альбомах ни одной фотографии госпожи Альвине. Не странно ли?

— Да вы-то, — распалилась Альвине, — знаете ли хоть одного брата Вессарта, знаете, что они делали?

Сом склонил голову набок, облизал пересохшие губы.

— Годы, само собой, вытравили… Наш средний, — зашевелил губами, — портновское дело имел. Как же его?.. Юхан или Яак?..

— Сами вы Юхан или Яак, — передразнила его Альвине. — Эдуард Вессарт был скрипач, Мадис Вессарт мельницей владел… — И нанесла последний удар. — Если вы муж Меэты, то скажите, где пребывает сейчас ваша дочь и как ее называли в доме?

— Каролине, — пробормотал он, — я звал ее Карла… Со мной скитается, бедняжка…

— Мы звали ее в семье Лолой, скиталец! — поддела его Альвине. — В программах театра «Эстония» вы найдете среди солисток имя своей дочери… мнимый папа, — она вернула ему его французский акцент.

В комнате возник смех. Торма хохотал надсадно и протяжно. Но по виду Сома Альвине почувствовала, что у него приготовлена еще одна подножка. Да и не очень понравилось учительнице слабое место, обнаруженное в легенде: ни одного ее снимка и впрямь не было в альбомах «тех» Вессартов.

— Теперь мой черед задавать вопросы, — довольно дерзко заявила Альвине. — Считаю это своим долгом в память о Тыниссоне-Багровом. Его сыну было обещано, причем вами, господа, достойное положение в обществе. Что вами сделано для этого? Добились ли вы перевода сбережений Тыниссона со счета?..

Выдержав эффектную паузу, она назвала номер счета. И выложила на стол фотографию, обнаруженную в портсигаре Багрового.

Ее собеседники нахмурились. Хорм небрежно заметил, как бы отделяя себя от членов эмигрантского сообщества:

— Это уже ваши внутренние дела, господа, — подал Сому знак, и тот выскользнул из комнаты.

— Когда мы передаем вам информацию об Эстонии, — продолжала свою атаку на Хорма Альвине, — вы называете это защитой прав человека. Когда мы просим — не оплаты, нет, — маленького внимания к тем, кто добывает вам эти факты с риском для жизни, — вы заявляете, что это наши внутренние дела. Если так, что побуждает вас за десятки тысяч километров…

— Не зарывайтесь, госпожа, — лениво процедил Арво Хорм. — Как к вам попал номер счета в Стокгольмском банке?

— Для Тыниссона он был музыкой. Он записал его для меня, точнее — для сына.

Ребане кашлянул.

— Полагаю, любезный Хорм, мы можем приступить к делу, предварительно извинившись перед госпожой Лауба-Вессарт за систему тестов, которым мы ее подвергли.

Раздался хрип Августа Торма:

— Примите мои… и так далее. Альфонс, друг мой, берите быка за рога! Я хочу знать мнение госпожи Вессарт о наших кадрах.

— Здесь я плохой советчик, — Альвине решила для себя, что «топить» бухгалтера и акробата, о которых она уже извещала чекистов, было бы нелепо. — Диск отдает нашему движению много сил, его знают в лесных кругах, доверяют. Йыги — человек, безусловно, одаренный, изобретательный. Сейчас он делает ставку на Роотса, и это правильно.

— А другие? — спросил Ребане.

— Мне довелось сталкиваться с крестьянином из-под Вастселийна Рудольфом Илу. К его слову люди прислушиваются. Спасал группу Вяэрси. Жаждет отомстить большевикам, которые в дни окружения группы взяли заложником его сына. Проницателен, дерзок на язык, смел, умеет таить в себе националистические идеи. Других не знаю. Впрочем, нет, — спохватилась она. — Об одном много слышала — Эндель Казеорг. Он мог бы стать, если пользоваться красным словарем, крепким идеологом нацподполья. Прекрасно укрывался в университете, играл роль наставника молодежи, но что-то вскрылось в его досье, какая-то утечка научной информации. Его командировка в Англию отложена.

Альвине посмотрела на ручные часы. Ребане ее успокоил взглядом.

— Я доставлю вас быстро на место. Все директивы мы передадим тогда, когда вы возвратитесь из Гётеборга. Сейчас я предлагаю одобрить деятельность госпожи Лауба-Вессарт и сообщить ей, что отныне она может считать себя эмиссаром нашего Эстонского комитета. Полагаю, что в сфере ваших интересов, милая Альвине, будут лежать прежде всего…

— Прежде всего, — экономическая и культурная информация, — властно перебил его Хорм. — Экономика села, развитие образования. Продолжайте, коллега.

Ребане проглотил эту пилюлю.

— Далее, госпожа. Вы поможете нам в объединении лесных братьев и, насколько сумеете, в подрыве колхозного движения изнутри.

— Если уж подбираться к колхозам, — уже более миролюбиво вставил Хорм, — то со стороны финансирования и снабжения. Ударьте по кредитам, и вы выиграете сражение.

…Альвине вспомнила предупреждение Пастельняка: «Они наобещают семь чудес света, а дадут вам с собой одни директивы. В этом случае заявите, что смысла в вашей встрече не усматриваете». Она так и сказала Ребане, когда он сообщил ей при втором свидании в Гётеборге, что явки у нее пока останутся старые.