Резидентура. Я служил вместе с Путиным

Wenn du willst kein Bruder sein,Bricht man dir den Schao?del ein[1].

Или еще:

Der gro?te Schuft im ganzen LandeIst Walter Ulbricht mit seinor Bande[2]

.

Приехали полицейские с собаками. Они загнали волосатиков в черные «воронки» и увезли их на перевоспитание в колонию для несовершеннолетних правонарушителей, которая называлась «Frohe Zukunft», что означает по-русски «Светлое будущее».

Наша гвардейская дивизия, дислоцированная в Галле, вкупе с другими частями и соединениями ушла в Чехословакию. Она без выстрела овладела курортным городком Карловы Вары, за что начальник ее особого отдела получил сразу два ордена Боевого Красного Знамени – первый по линии Министерства обороны, второй – по линии КГБ. Впрочем, один выстрел все же был. Это застрелился наш солдатик, не вынесший оскорблений со стороны чехов, оравших без устали: «Фашисты! Оккупанты!» Его закопали у обочины и поехали дальше.

Через двадцать три года русские волосатики прогонят Советскую власть. Я в то время буду уже пожившим, умудренным человеком. И мне вспомнится одна старая притча из эпохи Великой французской революции. Взбесившаяся толпа тащила почтенного аббата к фонарному столбу, чтобы вздернуть его. Глядя на искаженные яростью лица своих палачей, священник крикнул: «Ну хорошо, вы меня повесите. Станет ли вам от этого светлее?» «Стало ли нам от этого светлее?» – спрашиваю я себя, вглядываясь в беспросветный холодный мрак за окном, и, независимо от того, что это было – бархатная революция или бархатная контрреволюция, – цвет бархата отливает чернотой ночи.

Последние мои яркие впечатления от ГДР той поры – это выступление звезд мирового фигурного катания в галльском Дворце спорта и празднование 20-летия Республики на Александерплатц в Берлине. Ирине Родниной и Габи Зайферт было тогда тоже по двадцать. Юные и прелестные, они кружились в вихрях ледяной пыли, щедро одаривая современников своих блистательной красотой высочайшего искусства, красотой, которая так и не смогла спасти мир.

Заканчивалась моя первая загранкомандировка. За несколько дней до отъезда на родину маня пригласила на ужин молодая супружеская пара. Это были граждане ГДР, завербованные мною для последующего вывода на Запад в качестве агентов-нелегалов. Ужин состоялся в ресторане «Будапешт» в Берлине как раз в день их национального праздника. Этот вечер запомнился мне навсегда. Карл-Маркс-Аллее и Новый Алекс были запружены молодежью. Парни и девушки в ярких нейлоновых куртках-анораках стали главным украшением столицы. Да и сам город помолодел, похорошел. Почти полностью исчезли военные развалины. Воткнулась в небо игла телебашни с шаром вращающегося кафе. Вышка по высоте – вторая в Европе после Останкинской. Рядом тридцативосьмиэтажный небоскреб супермодернового отеля. Рассыпались ракеты фейерверка, переливались в струях теплого дождичка огни иллюминации. Гремела музыка, звучали песни, полоскались мокрые флаги. Все это поднимало тонус, заставляло забыть о плохом. А может быть, все не так уж гнусно, а может быть, все обойдется? Усатый мадьяр, прижав подбородком скрипку, склонился к нашему столику, который был уставлен высокими бутылками с белым вином и деревянными плошками с дымящимся мясом, обильно приправленным специями. А голубой-то Дунай, должно быть, в самом деле расчудесная река, черт побери! Мадьяр уплыл к соседнему столику вместе с вальсом о прекрасном голубом Дунае. Мой визави налил своей жене и мне вина. Но прежде чем произнести тост, он спросил: «Ты заметил, Арнольд, какой фильм идет сегодня в кинотеатрах?» Да, я заметил. В кинотеатрах шел документальный фильм «Товарищ Берлин». Четыре года назад у меня язык не повернулся бы назвать этот город товарищем. А теперь ничего – поворачивается. Итак, будь счастлив, товарищ Берлин! Будь счастлив и прощай!

В Грозный я вернулся поздней осенью 1969 года. Завершилась моя первая загранкомандировка. Встал вопрос о том, где я продолжу службу: в Грозном или в Москве. Представительство готово было рекомендовать меня на работу в Центр. Но этого было мало. Захочет ли Центр взять меня? Ведь я считался «бракованным» из-за отца. А пока в отделе кадров Первого главного управления КГБ решался вопрос о возможности моего использования в Центральном аппарате разведки, я должен был служить там, откуда уехал за границу…

В Чечено-Ингушской ЧК меня удивили необычная тишина и почти полное отсутствие оперсостава. Я спросил первого же знакомого сотрудника, что все это значит. «Уехали вместе с ротой войск МВД брать банду шейха Али», – был ответ. На меня снова пахнуло ветром Азии.