Резидентура. Я служил вместе с Путиным

В конце 1969 – начале 1970 года в моем отделении появилась интересная вербовочная разработка на иностранца (назовем его «Джек»), который «приглянулся» нам постольку, поскольку его сын работал на одном важном объекте НАТО. Через «Джека» мы намеривались выйти на этого парня. Руководство поручило вести это дело мне. Приезд «Джека» ожидался весной. К этому времени надо было подвести и его родственникам надежную опытную агентуру. Я попросил на свой стол всю агентуру отделения. Мне принесли более сотни дел. Листая их, я обнаружил в числе наших помощников много добрых знакомых. К тому времени я уже утратил способность удивляться чему-либо и всматривался в знакомые лица на фотографиях с приязнью и сочувствием. Когда-то эти люди работали со мной на одной кафедре, встречались за бутылкой в одних компаниях, ездили на уборочную в колхозы, на экскурсии, в научные командировки. В своих агентурных сообщениях они писали обо мне хорошо, иначе я не держал бы теперь в руках их личных дел. А ведь могли написать и плохо. Во всяком случае, могли обнаружить что-либо негативное в моей персоне. Я же не святой. Однако никто из них ничего такого не сделал. Значит, они были порядочными людьми и поддерживали хорошие отношения со мной отнюдь не по заданию КГБ, а из простого чувства симпатии ко мне. Нужная агентура быстро была отобрана. Она осталась на связи у прежних сотрудников. Как правило, работа с агентами из числа бывших приятелей у оперативников не клеится. Контакт с «Джеком» я решил установить сам. Он был мужик, на котором, как говорится, пробы негде ставить. Во время войны попал в плен к немцам, служил у них, участвовал в карательных операциях на Украине, бежал с немцами и, в конце концов, осел в одной из стран Ближнего Востока, где обзавелся семьей и стал мелким предпринимателем. У нас не было достоверных данных о том, что «Джек», находясь на службе у немцев, кого-то убил, хотя не исключено, что за ним такой грех числился. Если бы мы располагали достоверными сведениями о том, что у «Джека» кровь на руках, мы бы его просто посадили без лишних разговоров. Но я все-таки думаю, что не было крови, иначе он не решился бы приехать на родину. Тяжелая у нас вышла первая встреча. Он меня боялся, он меня ненавидел. Агентуре говорил, что убил бы меня с наслаждением. Однако постепенно «Джек» привык ко мне, напряженность в наших отношениях спала, мы даже стали вместе пить пиво и травить анекдоты. Завербовал я его в одном из люксов гостиницы «Пятигорск» в одноименном городе на Кавминводах. Я попросил его написать собственноручно, почему он хочет сотрудничать с нами. «Джек», человек очень нервный и экспансивный, целую ночь сочинял многочисленные варианты подписок. Всего написал их девять. Мне вручил последний, девятый вариант, а восемь изорвал в мелкие клочья и выбросил в урну. Однако добросовестные сотрудники оперативно-технической службы собрали и склеили все эти клочки. Таким образом, в деле на «Джека» оказалось девять подписок. Простились мы с ним в Москве, в отеле «Националь». Расстались тепло, договорились о следующей встрече, об условиях поддержания связи. Для себя лично я тоже кое-что извлек из этого дела.

По дороге из «Националя» на Лубянку я встретил одного старого знакомого по совместной работе в ГДР. Тот дал мне телефон П. С. Ваганова, тоже хорошего знакомого по той же ГДР. Ваганов теперь работал в ЦК, в отделе административных и хозяйственных органов, то есть курировал КГБ. Я решил проявить нахальство и обратиться к Ваганову с просьбой помочь мне перебраться в разведку. Должен сказать, что человек, вкусивший однажды работы в разведке, будет стремиться вернуться к ней всю жизнь. Позвонил. Ваганов отреагировал на мою просьбу положительно. Он, не кладя трубки, связался по другому телефону с начальником управления кадров КГБ генералом Пирожковым, и тот пообещал ему в течение месяца перевести меня в ПСУ. Ваганов стал потом одним из руководителей МВД СССР, дослужился до генерал-лейтенанта. Я его часто вспоминаю добрым словом. И сейчас вспомню: спасибо этому человеку за умение разбираться в людях и отзывчивость.

Итак, когда я вышел из телефонной будки у Большого театра, участь моя была уже решена. Это случилось 22 апреля 1970 года, в день столетней годовщины рождения В. И. Ленина. Шел холодный проливной дождь. Знамена и транспаранты, пропитавшиеся водой, казались черными. С Красной площади доносился гул многотысячного молодежного митинга. Быстро решив на Лубянке все служебные вопросы и получив там билет на завтрашний авиарейс до Грозного, я отправился в «Пекин», где в последние годы всегда находил пристанище.