Рядом с нами

Было совершенно ясно, что сегодня пришла телеграмма из ВСНХ об отгрузке строительных материалов, и поэтому Моцарт ходил гостем по стандартному щитовому дому. Нюра знала, что через час начальник строительства отложит гитару в сторону и придет к ней в комнату поделиться своей радостью. Она наперед могла сказать, как он постучит согнутым пальцем в дверь и скажет ей, глядя на Сашку:

— А ведь вы, Анна Григорьевна, счастливейшая мать в мире. Вы родили ребенка, который был записан под первым номером в книге регистрации актов гражданского состояния будущего города Магнитогорска.

…Кто-то вздохнул за стеной,Что нам за дело, родной?Глазки скорее сомкни,Спи, моя радость, усни…

Нюра решила не огорчать сегодня начальника строительства. Она тихо надела валенки и пошла на лыжах к станице Магнитной. Нюра решила стучать в окно каждого домика, чтобы вымолить для больного ребенка хоть несколько капель фруктового сока.

Сосновая гора остается позади, пройден деревянный мост через Урал, и Нюра останавливается у первого окна. Потом приходится останавливаться у второго, третьего, четвертого дома. Наконец где-то недалеко от края станицы старая женщина выносит Нюре пару яблок.

— Ты свари их да выжми в тарелку, — советует казачка, — а шкурку сама съешь — молоко здоровей будет.

У Сосновой горы ветер начал бить в спину. Холодные звезды скрылись за облаками, и впереди закурилась дорога. Нюра ускорила шаг, чтобы быстрее дойти до границы первого участка. Скоро должен быть поворот. До дома оставалось минут семь хода.

…Сладко мой птенчик живет:Нет ни тревог, ни забот.Вдоволь игрушек, сластей,

Вдоволь веселых затей…

Может быть, удастся опередить метель? Но буран не ждет. Он кружит снежную пыль и воет в ушах. Иногда он меняет направление, толкает в плечо, точно собирается сбить с дороги. Нюра часто останавливается. Она прощупывает лыжными палками сугробы, чтобы не увязнуть в снегу. Она знает, что начальник строительства давно отложил гитару и сидит сейчас в ее комнате над плачущим Сашкой.

"Вы, Анна Григорьевна, счастливейшая мать в мире…"

И ведь как мало ей нужно для счастья: всего две ложки фруктового сока!

Буран на минуту стихает. Рядом как будто бы слышится тяжелое дыхание.

— Кто здесь? — кричит Нюра и тотчас спохватывается. Ей показалось вдруг, что рядом, у дороги, стоит тот самый одноглазый волк, которого на прошлой неделе тверские плотники видели на Ежовке.

А ветер все сильней и сильней. Ветер бьет то в спину, то в бок. Но нужно идти все время вперед, только тогда наткнешься в этой пурге на щитовой двухэтажный домик. Нюра с трудом вытаскивает из сугроба вязнущие ноги и с силой опирается на палки, чтобы не упасть.

…Все принесла тебе мать,Лишь бы не стал горевать,Что будет после с тобой?Спи, мой любимый, родной…

Впереди блеснул слабый огонь, раздался глухой выстрел, за ним второй. Это стрелял из своей двустволки начальник строительства. Нюра догадывается, что он стоит на крыльце, ожидая ее. Она с трудом добирается до двери и тихо плачет от радости.

Сашка спит. Варя с трудом стаскивает валенки с одеревеневших ног сестры. Начальник строительства наливает из термоса горячий чай и предлагает коньяк для растирания. Из розового жакетика Нюры вываливаются два яблока и катятся под кровать.

— Сумасшедшая мать! — говорит начальник строительства. — Апельсинов хотела купить! Да разве апельсинами в деревне торгуют? — И, растирая замерзшие ноги прораба, он ласково добавляет: — К весне у нас, в Магнитогорске, наверное, родится десятка два младенцев, и я, честное слово, построю здесь ясли. Вот увидите, Анна Григорьевна, ясли будут первым действующим цехом металлургического комбината!

1930 г.

ЗЕЛЕНЫЙ ШАРФ

Этот день в жизни молодого бригадира Хлудова начался прогулом. Утром, когда бригадир открыл глаза, солнце било прямо в окно. Часовая стрелка подходила к десяти, и Хлудову стало ясно: рабочий день потерян.

Хлудов повернулся к стене, чтобы спрятать воспаленные глаза от солнца, но этот маневр не принес ему покоя. Солнечный морозный день отпечатался на стенах барака яркими светлыми полосами, и от этой белизны щемило в сердце. Хлудов зло сбросил с себя одеяло.

— Все равно не выйду, — сказал он. — Пусть что хотят делают…

И это «пусть» вышло из горла неприятным, застуженным хрипом. Хлудов откашлялся и прощупал вспухшие железы.

Солнце подымалось все выше и выше. Сидеть в бараке не было никакой мочи, и бригадир стал одеваться. Он вытащил из сундука новые суконные брюки, надел мягкие сапоги из хорошего хрома и намотал вокруг шеи теплый зеленый шарф, подаренный ему Екатериной Никифоровой, медицинской сестрой пункта первой помощи.