Рядом с нами

На плотине в разгаре был обычный трудовой день. От левого берега до станицы Магнитной, на всем километровом протяжении эстакады, размеренно шли вагонетки, стучали топорами плотники, бетонщики с шумом валили в бункеры горячее месиво.

Хлудов прошелся в своем праздничном наряде по грохочущей эстакаде и остановился у бетонного завода. Шарф горел у него на шее зеленым пламенем, и молодому бригадиру казалось, что каждая идущая навстречу брезентовая спецовка смотрит на него с укором.

В двенадцать часов загудел паровоз, поставленный у бетономешалки для нагрева воды: старая «Щука» требовала угля и подзывала к себе подсобных рабочих. Но подсобники не появлялись.

Несколько дней назад Хлудов не оставил бы «Щуку» голодной и подбросил бы ей мимоходом в топку несколько лопат угля. Но сегодня он твердо решил ни к чему не притрагиваться и медленно шел мимо плачущего паровоза.

У пункта "Скорой помощи" Хлудов остановился. Зайти к врачу за бюллетенем в эти горячие дни было, по его мнению, последней степенью комсомольского падения. Но сегодня Хлудов махнул на все рукой. Он медленно вошел в приемную и стал снимать куртку.

— Разве тебе хуже? — испуганно спросила Катя и, не дожидаясь ответа, вызвала из соседней комнаты доктора.

— Вам, молодой человек, — сказал доктор, — надо держать ноги в сухом месте. Промокшие сапоги при вашем горле — катар.

— Я так и решил, — сказал Хлудов, напрягая застуженное горло. — Пока не вылечусь, в котлован не полезу.

— Пейте горячее молоко с боржомом, — говорил доктор, подписывая бюллетень, — а дня через два загляните снова.

В здравпункте ожидающих не было, и Катя решила проводить Хлудова. Она шла рядом с любимым и щебетала о всяких пустяках.

Когда они поравнялись со «Щукой», Хлудов сказал, что идет в барак, и попрощался с Катей. Он подождал, пока Катя скрылась за дверью здравпункта, и пошел под эстакаду. Ему хотелось хоть издали посмотреть на своих ребят, которые впервые работали без него.

"Пейте горячее молоко с боржомом! Да, я буду пить горячее молоко с боржомом, — зло сказал самому себе Хлудов. — Я больной, и я имею право не ходить на работу".

Хлудов встал за бетонным бычком, прячась от холодного ветра. В котловане было столько же воды, сколько осталось после ночной смены. Крепкий ледок стянул ее прозрачным панцирем, и землекопам пришлось сделать широкую прорубь, чтобы черпать воду наверх.

"Хорошо сработал товарищ бригадир", — подумал Хлудов, стоя в двадцати метрах от укрощенного "котлована.

Этот котлован звали на плотине «бешеным». Три неплохие бригады землекопов ушли отсюда, так и не добравшись до гранитного дна. Да и как можно было добраться до этого самого дна, если людям приходилось стоять по пояс в ледяной воде и поднимать наверх песок-текун, который сползал с лопаты, даже не показавшись над прорубью!

Вода была смертельным врагом землекопов, поэтому Хлудов, бригадир четвертой по счету бригады на одиннадцатом котловане, начал с того, что поставил всех ребят на откачку. Два дня работали комсомольцы ведрами. Два дня клубился белый пар над взмокшими спинами, но проклятая вода не убывала. Подземные ключи быстро заполняли котлован, не давая ребятам отдыха.

И тогда Хлудову пришла в голову счастливая мысль. Он решил отрезать котлован от водоносных слоев почвы. Хлудов сколол весь лед в котловане и заключил водное зеркало в четырехугольную дощатую раму. Комсомольцы равномерно укладывали по каждой стороне этой рамы мешки с песком. Под их тяжестью рама медленно погружалась на дно, окружая котлован водонепроницаемой броней.

Хлудов теплее укутал горло пуховым шарфом. Он задумчиво смотрел на воду, из которой не вылезал три последних дня, и ему вспомнились смерзшиеся, окровавленные портянки, которые товарищи отдирали от его распухшей правой ноги.

Сегодня бригада работала без напряжения. Одна четверка комсомольцев живым конвейером подымала полные ведра наверх, вторая грелась у костра, а третья зачищала дно для бетонировки.

Вода в котловане стояла не выше двадцати сантиметров, так что голенища сапог оставались сухими. Надо было, конечно, подойти к ребятам, подбодрить их, но Хлудов не шевельнулся. Он даже не крикнул на рыжего бестолкового Ваську, который неизвестно для чего стал бить огромным ломом по дощатому основанию песчаной стенки. Васька мог сдвинуть затопленные доски и снова пустить подпочвенные воды в котлован.

Но Хлудов молчит. Он будет держать ноги в сухом месте, как советовал доктор. А Васька все еще орудует ломом. Вот еще какой-то дурак подходит к нему на помощь, и из-под приподнятой доски забурлил поток. Прорубь так быстро стала заполняться водой, точно все ключи мира устремились в этот с таким трудом отвоеванный котлован. Первым выскакивает из воды Васька.

— А лом? — хрипит Хлудов, подбегая к проруби.

Он ложится на лед, чтобы вытащить из-под доски проклятый лом, но рука уже не достает дна.

Хлудов делает нечеловеческие усилия, чтобы не закричать от боли, и медленно сползает в прорубь.

Сначала погружается одно плечо, потом другое, и наконец бригадир с головой скрывается под водой.