Ричард Длинные Руки – ярл

– Стоп! Не говорите ничего, о чем пожалеете. Я предлагаю посмотреть с другой стороны. Мы все скорбим, что весь наш род прервется. Уже почти прервался. Рождаемость падает, смертность растет. Но перед нами герой. Он уже доказал силу, отвагу и даже удачливость!.. Но мы отказываем ему в праве носить благородное имя Валленштейнов, так как он не совсем нашей крови… Но позвольте напомнить вам о доблестном Мейнаре…

Сразу несколько голосов загудело, я ощутил себя в огромном рое с пчелами, прорезался голос Зегевальда:

– Тише, тише! Вы сами себя не слышите. Благородный отец Филипп не прав, ссылаясь на такой уже позабытый случай…

– И к тому же наглая ложь, – вклинился герцог Гельмольд. – Мейнар был и остается нашим плоть от плоти…

– Остается, – сказал монах и улыбнулся понимающе, – теперь. Во всех хрониках он плоть от плоти наш, хотя старые рукописи упрямо твердят, что его не признали как родственника, а он сам явился не то с двумя братьями, не то с дружиной, тут мнения расходятся, почерк у первописца скверный, каждый читает как хочет… И сперва укрепился на морском берегу, а потом уже начал захватывать другие города… Да и не только Мейнар! Я могу напомнить и другие случаи…

– Не надо, – поспешно сказал Гельмольд.

– Не надо, – согласился отец Филипп. – Кого это сейчас интересует? Разве что противника! Зато все помним, как Мейнар возродил увядшую было славу нашего рода, построил города Гельск и Грянбург, вытеснил варваров в нижние земли, перекрыл стеной и башнями Дарнанский проход… Главное же – от него пошел великий род королей и полководцев!

Бертольд пробурчал сердито:

– Было другое время!.. Впрочем, я спорю с вами уже так, по инерции. К сожалению, вы правы. Наш далекий потомок, нынешний хозяин замка, довел род до такого упадка, что подобное вливание… гм, уже ничего не испортит. А спасти может.

Зегевальд бухнул тяжело:

– А не знаю, о чем вы все, но этот юноша для меня является сыном герцога Готфрида.

– И для меня, – сказал быстро Дербент.

– Для меня тоже, – проговорил отец Филипп с великой неохотой. Вздохнул, добавил уже тише: – Куда денешься…

Гельмольд молчал долго, все повернулись и смотрели на него. Он вперил в меня взгляд страшных пронизывающих глаз, голос его прогремел подобно рыку рассерженного льва:

– Клянешься ли ты чтить ценности рода Валленштейнов, поддерживать его славу и блюсти честь, защищать замок и живущих в нем? Клянешься ли не посрамить честь нашего древнего благородного рода?

Я ответил поспешно:

– Да-да, еще бы!.. Но только я не герцог, не Валленштейн, и вообще я шел себе мимо…

– На колени, сэр Ричард из рода Валленштейнов.

Глава 5

Я чувствовал, что вот сейчас меня, такого демократа, возведут в герцоги, а я ж не шоумен, это они все лезут в дворяне, да чтоб повыше, повыше, я же знаю, что титулы – это декорации дураков, возопил поспешно:

– Господа, господа!.. Я так счастлив, что именно вы, давно усопевшие, принимаете решения в этом бестолковом человеческом мурашнике! На самом деле вы везде и всюду решаете, направляете, даете ценные указания и вообще рулите миром! Только самые наивные думают, что миром правят живые, на самом деле правите всегда вы: мертвые. Миром правят ваши идеи, ваши ценности, ваши установки насчет того, что есть Добро, что Зло, куда идти и какой ногой сморкаться.

Ошеломленное молчание было ответом, затем раздался торжественный голос отца Филиппа:

– Милорды, а ведь он… еще и мудр, ибо – прав.

– И не просто прав, – ответил герцог Бертольд. – Он четко сказал то, что мы чувствуем, но даже не пытались оформить в слова. Нас, мертвых, гораздо больше, чем живых. Мы прожили дольше, видели больше. Мы могли бы помочь этому миру, если бы нас слушали…

А вот уж фиг, мелькнуло у меня в голове. Знаем-знаем, куда заведете. Хватит с нас революций, коммунизма, пусть даже с человечьим лицом… хотя вообще-то у коммунизма харя орка, лучше уж пойдем без ваших советов.

– Потому, – сказал я громко, – мне и нужна ваша помощь и поддержка. Сейчас этот замок фактически в осаде. Герцог отбыл, как вы знаете, вместе со всеми рыцарями. Защищать остались только Мартин с его лучниками и копейщиками, да вот я подоспел…

– Кто осаждает?

– Кассель.

– Это какой Кассель?

– Кассель из рода… – ответил я, запнулся. – Хрен его знает, из какого он рода. Вообще-то я догадываюсь, но смолчу по причине отягощения хорошим воспитанием.

После паузы раздались голоса:

– Это там за холмами вроде бы… Появились какие-то бродяги, суетились, резали друг друга, довольно быстро возвели простенькую крепость…

– Нет, – поправил другой голос, – это за рекой, там бродяги устроили лагерь, который сперва огородили частоколом, потом деревянной стеной… Я сам его трижды жег и ровнял с землей, но едва уходил, уцелевшие бродяги… или новые набегали. И отстраивали заново. В конце концов я махнул рукой, а мой внук с ними не то подружился, не то породнился даже…

– Неправда, – ответил с обидой вроде бы Дербент. – Просто я умыкнул оттуда самую красивую женщину. Было дело, родила троих… Вне брака, конечно. Но, как я понял, сейчас этот род Касселей стал серьезным соперником?