— Сожалею, сэр Ричард, но этому научить не могу.
— Жаль... а если не жадничать?
Он развел руками.
— Я повелитель металла, сэр Ричард. Мне это дано. Сама моя суть такова, что могу управлять металлами. Кто, как не я, научил людей добывать руду и выплавлять железо? Оно подчиняется... хотя и меньше, чем мне бы хотелось.
— Ой, — сказал я печально, — как жаль.
Он вздохнул.
— Мир рушится, забыл?
— Я же человек, — сообщил я. — Это вам, ангелам, все дано сразу и задарма! А мы, бедненькие, до всего докапываемся сами. Потому так жадно и хватаем любые знания. Даже крохи.
— Не сумеешь, — сказал он.
— Ну хоть чуточку!
— Ладно, — ответил он. — Если победим Маркус, тогда постараюсь кое-что передать в честь такого события. Но не раньше.
— Ловлю на слове, — сказал я. — А можешь сделать так, чтобы я мог бросать молот, не обжигая ладони? Он же из металла!
Он подумал, вздохнул.
— Ох, получу я за такое... Нам сразу было не велено что-то передавать людям, а мы сдуру не послушались. Благородные были, чистые, искренние...
Я сказал с сочувствием:
— Запрет был верен. Но сейчас его нарушили наши противники. Мы имеем полное право ответить тем же. Адекватно, хоть и не симметрично, но весьма в духе, ибо ты на земле, а здесь гуманные человеческие законы, что значит люпус люпусу люпус.
Он внимательно посмотрел мне в лицо.
— Говоришь так уверенно...
— Ангелы никогда не лгут, — сказал я, — но они неправы!.. Люди постоянно лгут, но в самом главном постоянно правы, если в целом... Ты видишь, мы выполняем как завет Господа плодиться и размножаться, так и своих пророков, чьи учения возвышают род человеческий. Потому можешь передать мне умение справляться с железом... хотя бы чтоб мог хватать горячую ручку молота... и тебе за это не всыплют, как в тот первый раз.
Он продолжал рассматривать меня пытливо.
— Уверен? Впрочем, если даже не уверен... могу попытаться. Но ты должен выдержать, если понимаешь, о чем речь...
— О чем? — спросил я настороженно.
— Ты смертный, — произнес он с ласковым пренебрежением. — Можешь убивать ангелов, но сам бесконечно слаб. В смысле, удар у тебя просто сокрушающий, но защиты почти нет. Потому подумай.
Я в самом деле подумал, глядя в его постоянно насмешливое лицо, поколебался, но Азазель в теле человека, а если выдерживает его тело смертного, то выдержит и мое. Во всяком случае, выдержать сможет хотя бы теоретически.
— Подумал, — сказал я. — Человек всегда идет на все, что его усиливает. Это у нас в крови.
— Хорошо, — сказал он, — дай руку и закрой глаза.
Он остановил коня и протянул руку, глядя насмешливо, но и серьезно. Я повернул арбогастра, чтобы лицом к лицу, наши ладони сомкнулись, я задержал дыхание и велел себе выдержать все-все, что ни случится, ибо человек создан с большим запасом, он должен выдержать все и даже чуточку больше.
Это было похоже, как если бы из его ладони начал переливаться в мою расплавленный металл. Я едва не заорал и почти выдернул руку, как нечто темное поднялось из меня в ответ, накрыло сознание, прокатилось волной по телу и даже покрыло изморозью мои горящие пальцы даже на другой руке.
Металл вливался и вливался, я чувствовал тяжелый жар, вселенскую тяжесть, внутри все сгорало и возрождалось, но уже, как я чувствовал, чуточку иное, словно восстанавливаются поврежденные ДНК, а то и вовсе оживают те, что достались от птиц, ящеров, рыб и даже трилобитов.
А затем боль ушла. Резко. Азазель всмотрелся в меня, ладонь убрал осторожно, взгляд не отводил, поинтересовался приглушенным голосом:
— И... как?
— Не знаю, — ответил я честно, — но вроде бы что-то получил. Странное чувство, что мне помогла та тьма, которую прихватил в странствиях.
Он разобрал повод и тихонько пустил коня в прежнем направлении. Рот его искривился в иронической ухмылке.
— Она давно, — сообщил он с непонятной издевкой, — слилась с той тьмой, что в тебе изначально. Так что не считай ее чужой. Человек вообще почти весь из тьмы, не знал?.. И только одна светлая искра в нем, которую Господь вдохнул в него при рождении.
— Я ее раздуваю, — сказал я быстро, — но осторожно. Я вообще-то человек осторожный, только жизнь такая, что переосторожничать нельзя и неодоосторож-ничать весьма обло! Вот и пищишь, как жаба под колесом. Идешь, как над пропастью по огненному мосту Сират, что не шире волоска с конской гривы и острия лезвия меча...
Он посмотрел с изумлением.
— А ты откуда знаешь про этот мост?
— Азраил, — сказал я, — тьфу, Азазель... человек все знания собирает, даже мусорные, как ему говорят. В том мусоре, что вообще-то не мусор, иногда отыскиваются такие жемчужные зерна!
Он покачал головой.
— Ничего не понял, но во всяком случае теперь можешь хватать молот. Каким бы тот ни был.
— Спасибо, Азазель.
Он отмахнулся.
— Мне это ничего не стоило. Ты мог отказаться или... умереть. Но ты как-то сумел...
— Мы всегда отыскиваем третий путь, — сообщил я.
Он внимательно всматривался, но не в холм, что окружен тремя рядами копейщиков, а еще лучниками и арбалетчиками за их спинами, а в странную фигуру в длинном до земли черном плаще и с капюшоном, надвинутом на голову.