Ричард Львиное Сердце: Поющий король

Медленно двигаясь вдоль берега Акконского залива, к полудню, пройдя всего-то каких-нибудь шесть лье, войска, ведомые Ричардом и Фовелем, подошли к горной гряде Кармель с довольно высокой главной вершиной. У подножия гряды стояла крепость, окруженная крупным поселением, улицы которого взбегали дерзко вверх по склону.

— Смотри, Фовель, — говорил Ричард. — На этой горе жил когда-то давно великий праведник. Звали его Илья-пророк. Вон с той вершины он вознесся прямо на небо. А крепость и поселок внизу мы называем Винь-де-Дьё [81], хотя местные жители именуют его как-то иначе. Сейчас мы спросим у Амбруаза, он все знает. Амбруаз! Амбруа-а-аз! Где ты там?

— Я здесь, ваше величество.

— Как сарацины называют наш Винь-де-Дьё?

— Хайфа.

Взятие крепости оказалось делом несложным, занявшим не более четырех часов. Гарнизон в ней был невелик, и, оказав ради приличия некоторое сопротивление, он в итоге сдался почти без крови. Со стороны крестоносцев погибло человек семь, с той — столько же.

Ричард радовался легкому успеху и затеял пир в крепости, которую назвал в честь пророка Ильи — Ильиное Сердце. Корабли, вышедшие из Акры, вынуждены были встать тут на якорь, причем знатоки пришли к выводу, что здесь превосходное место для пристани, которую на всякий случай не мешало бы построить.

Живописные горы, довлеющие над всей местностью, не зря назывались Божьим Виноградником — виноградные и оливковые сады здесь давали большие, изобильнейшие урожаи. Ричард с удовольствием отправился на прогулку вдвоем с Беренгарией, они поднялись в гору, где видели множество причудливых пещер и гротов, в которых в древности скрывались от безбожной Иезавели еврейские праведники и пророки, а в эпоху крестоносцев — воры и разбойники. Окончив прогулку осмотром полуразрушившегося дворца царя Ахава, король и королева Англии вернулись к своим подданным и предались обильной трапезе с вином. Наконец Ричард запел и, спев несколько старых песен, сочинил новую сирвенту — не вполне удачную, но в ней было все: и пророк Илья, и пещеры, таящие в себе награбленное золото, и жилище Зевса, и призрак кровавой Иезавели

[82], и даже рифмовавшийся с Иезавелью Фовель.

На другой день поход продолжился. Оставив за спиной одетые зеленью вершины Кармеля, крестоносцы пересекли Керумский полуостров и ринулись на новую крепость, носившую название Кастеллум Перегринорум. Взятие ее оказалось чуть более трудным, чем взятие вчерашней твердыни. Здесь крестоносцы пробыли два дня, восстанавливая ими же самими разрушенные стены. В Кастеллуме Ричард оставил небольшой гарнизон под начальством Ренье де Тараскона, чтобы уж больше не оглядываться, где этот прохвост и не пристает ли он с ухаживаниями к Беренгарии.

Спустившись еще на два лье к югу, крестоносцы обнаружили следующий город и крепость Сарафанд в полностью разрушенном состоянии и со следами недавно побывавшего здесь значительного войска. Разведка тотчас установила, что армия Саладина вовсе не прячется далеко за хребтом Кармеля, она давно уже пересекла Самарию и встречает Ричарда в широкой Саронской долине.

Вскоре следовало ожидать большого сражения. Восстановив Сарафанд, крестоносцы собрали здесь новый военный совет, на котором было принято решение дать Саладину битву в Саронской долине, если Саладин этой битвы захочет. В открытом сражении на широком поле можно было надеяться на успех, если только жара перестанет нарастать. А жара, как назло, поднималась и поднималась. Ветер с запада прекратился, на небе не осталось ни облачка, и с самого утра начинался точно такой же нестерпимый зной, от которого все еще так недавно изнывали в Сен-Жан-д’Акре. Быстрое продвижение большого войска по такой жаре становилось немыслимым. К концу августа миновали лишь Дору и Цезарею — и та и другая были разрушены до основания, точно так же, как Сарафанд. Такого веселья, как в стране пророка Ильи, не было уже и в помине. Саладин не давал веселиться. Расплавленное жарой, огромное войско перегринаторов растянулось вдоль побережья на несколько лье, и при удачном мощном броске султан способен был нанести значительный ущерб. Да только и он жалел войско по такой жаре.

В первых числах сентября Ричард все же повел войска в Саронскую благоуханную долину. Отсюда он посылал в Цезарею, где осталась Беренгария, полные корзины гиацинтов и роз, тюльпанов и анемонов. Он трепетал в предвкушении битвы, которая, по его расчетам, должна была решить все. Он говорил о ней с Фовелем, и Фовель понимал его. Он сочинил песню о том, как гиацинты Сарона дали бой тюльпанам: