Ричард Львиное Сердце: Поющий король

— Да, вот еще, — припомнил де Бетюн, — говорят, что среди крестоносцев, не впущенных в город и пропьянствовавших всю ночь у костров, угрожая расправиться с вами и королем Франции, часто видели сенешаля ордена тамплиеров Жана де Жизора.

— Он, стало быть, подливал масло, — усмехнулся Ричард. — Пора бы прикончить эту гадину.

Он прислушался к самому себе, волнует ли его мысль о сеньоре Жизора. Какое-то волнение шевелилось в его сердце, и это радовало. Может быть, постепенно жизнь оживет в душе, а то ведь очень страшно жить с пустотой внутри. Удивительно, как это Жан де Жизор способен все время существовать, имея вместо души ублиетку! В том, что внутри у де Жизора было пусто, Ричард нисколько не сомневался.

Глава двадцать третья

ТОМЛЕНИЕ

Плохие новости продолжали поступать в этот следующий после взятия крепости день. Король Франции не смог встать поутру из постели, прикованный к ней арнолидией-леонардией. Ричард, узнав об этом, еще глубже провалился в мрачное настроение. Ко всем терзаниям добавились угрызения совести за то, что косвенно он являлся виновником болезни Филу. «Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда леонардия и тебя возьмет к себе в мужья и затащит в свое горячечное брачное ложе» — эти слова так и горели в мозгу короля Англии. Что самое обидное — в последние дни леонардия стала утихать. Лекарь Тромпо изобрел снадобье из розовой воды, смешанной с порошком, изготовленным из сушеной арханжелики. Это снадобье предотвращало заболевание, и большинство из тех, кто принимал его, не заразились.

Король Англии отправился навещать короля Франции, поселившегося в одном из лучших домов Акры.

— Ну что, Уино, — промолвил Филипп-Август, глядя на Ричарда красными и влажными глазами, — сбылось твое вчерашнее пожелание. Как видишь, я женился на леонардии, вот, предаюсь с нею любовным утехам. Доволен?

— Прости меня, Филу! — взмолился Ричард, хватая короля Франции за руку. — Прости и за то, что я своим грязным языком коснулся вчера чистой тени твоего отца. Представь себе, Людовик всю ночь сегодня являлся ко мне во сне.

— Он тоже снился мне, мой бедный отец, — прошептал Филипп-Август. — Я и сейчас вижу его перед собой. Ты знаешь, перед самой смертью он бредил красотою твоей матери Элеоноры. А я сказал ему: «Отец, мне доподлинно известно, что от былой красоты вашей бывшей супруги Элеоноры не осталось и следа». Он улыбнулся мне так, мол, ты ничего не понимаешь, дурашка, поднял руку и похлопал меня ладонью по щеке. Затем рука его без сил упала на постель, и вскоре отца не стало. Отец! Как ты можешь думать перед смертью не о моей матери, а о матери этого прохвоста Уино! Есть ли на свете женщина более распутная и богомерзкая, чем Элеонора? Отец! Уино насмехается над твоей голой задницей. Я ненавижу его… А? Что? Это ты, Ришар? Ступай прочь! Дай мне спокойно умереть! Почему и перед смертью твоя нахальная морда должна волновать меня? Ты скажешь, я завидую тебе? Я смеюсь над тобой, Уино! Прочь! Прочь отсюда!

Страдая за Филиппа, Ричард все же с удовлетворением отмечал, что то мрачное бесчувствие, охватившее его душу на рассвете, потихоньку растапливается, бездонная пропасть затягивается. Все последующие дни, занимаясь делами, связанными с подготовкой войска к походу на Иерусалим, он то и дело заглядывал к королю Франции и даже отправил Гийома де Летанга к Саладину — узнать, когда тот намерен выполнять условия сдачи Акры, а заодно спросить у Мафаиддина, не осталось ли того замечательного лекарства. Вернувшись через два дня, де Летанг сообщил, что Саладин пока еще не имеет возможности выполнить условия, а для короля Франции у него нет никаких снадобий.

Между тем леонардия полюбила Филиппа-Августа гораздо более страстно, чем Ричарда. От ее немилосердной любви у короля Франции выпали почти все волосы, вылезли ногти, вывалилось восемь зубов. Был день, когда подданные полностью уверились в том, что им придется проститься со своим государем. Он лежал страшный, безволосый, едва дыша широко распахнутым ртом, в котором жутко зияли прогалы между зубами, и когда Ричард смотрел на этот жуткий рот умирающего Филиппа, ему вновь и вновь вспоминалось словцо, засевшее в мозгу, как заноза, — ублиетка.

В эту ночь, когда все ждали кончины французского монарха, английский король не отходил от его ложа, держал своего бывшего друга Филу за руку. И Филу не умер. Очнувшись под утро, он увидел Ричарда, поморщился и сказал:

— Уино… Так ты и есть сама леонардия… Уйди, прошу тебя!

— Я ухожу, ухожу, — ответил Ричард — Только ты не умирай.

Покуда король Франции лежал в объятиях болезни, в покоренной Акре вновь вспыхнули ожесточенные споры о том, в каком качестве оставаться Гюи де Лузиньяну и его сопернику Конраду Монферратскому, женатому на сестре покойной королевы Сибиллы и потому имеющему как бы больше прав на иерусалимский трон, нежели овдовевший Гюи, который в свое время стал королем Иерусалима лишь благодаря тому, что женился на королеве Сибилле.