Риданские истории II

На этот раз пламя огня выхватило из темноты еще несколько кресел. Одно из них, как показалось Густаву, тихонько пискнуло ржавыми колесами. За ними расстилался целый ворох пожелтевшего ветхого белья на полу. Эту тряпичную пирамиду он углядел благодаря гудящей оранжевой лампе, прилаженной к дальней стене. В ее слабом свете так же были едва различимы какие-то черные надписи на той стене, больше похожие не на слова, а на отдельные буквы, взятые из алфавитов разных стран, знаки и цифры, в понимании Густава не имеющие между собой никакой связи. И в тот момент, когда скрипнуло одно из кресел, Густав заметил нечто, похожее на тень, что скользнуло с сидения вниз черной легкой вуалью и заползло под ворох тряпья. Лампа замерцала, загудела сильнее и взорвалась, разбросав стеклянные осколки со звоном по полу. Все это произошло в течении нескольких мгновений, пока Густав проходил мимо. Затем с неожиданной силой и быстротой захлопнулась дверь, и эхо от удара пронеслось по коридору. Густав отскочил к окну, чуть не выронив из рук подсвечник. Тело сковало льдом, от ужаса появилось чувство нестерпимой рвоты, и тошнотворный комок уперся изнутри в солнечное сплетение. Густав смотрел и смотрел на захлопнувшуюся дверь, представляя себе самое страшное. Что она вот-вот вылетит с петель от сокрушительного удара, собьет его с ног и отбросит на оконную раму. Он разобьет своим телом пыльное стекло и вывалится наружу. А пока будет падать вниз, увидит выглядывающую наружу жуткую, просто мерзкую морду существа, которую только можно себе вообразить. И после новый конец? Или еще одно начало? Что будет тогда? И далеко ли ему падать?

Силясь отвести застывший взгляд от закрытой комнаты, Густав все же смог направить непослушные глаза в окно. Все, что он смог различить при лунном свете, лишь туман, плотно застилающий все вокруг, и макушки черных кривых деревьев, торчащие над ним. Верхние, самые верхние сучья деревьев. Пятый-шестой этаж или даже выше. Почти у Господа на пороге на самой вершине здания. Падение могло быть долгим смертельным. Настолько долгим, что скорее сердце перестанет биться, и он умрет от новой порции страха, чем почувствует напрягшейся спиной то мгновение, когда от мощнейшего удара разрываются внутри тела легкие, печень, почки и остальные органы. Затылок черепа, крошась на кусочки, проникает в мозг, мозг выдавливает из глазниц кровяные кружочки глаз. А распахивающиеся, словно крылья птицы, ребра рвут тело изнутри. И только потом утихает боль.

За размышлениями о возможном развитии событий Густав и не заметил, как голоса в пространстве затихли. И в коридор вновь пришла тишина, которую разбавлял только треск мерцающей лампы, но она уже совсем не привлекала к себе внимания Густава. И парящего под ней светлячка тоже. Он словно бы и не замечал ее, хотя, как известно, многие насекомые летят на свет.

Дверь оставалась на месте. Страх внутри Густава постепенно истончался, превращаясь в дремлющего длинного червя, свернутого в клубок. Но в любой момент он мог проснуться и вновь терзать все тело Густава, дергать за ниточки-нервы, как куклу-марионетку, сводить с ума. Больше всего Густаву сейчас хотелось оказаться подальше от этого места: где угодно, но только не здесь. Он вновь с надеждой вскинул взгляд на светлячка, так беззаботно пляшущего под мерцающим светом. Затем он посмотрел на последнюю в ряду дверь справа, которую ему оставалось миновать. Из темной щели проема на Густава мертвыми глазами таращилась чернеющая пустота. Дальше той ощерившейся беззубой улыбкой комнаты дверей не было. Как и окон напротив. Только голая стена и мрак коридора. То пространство, в котором утонули очертания трехколесного велосипеда со странным существом.

Он не хотел идти туда, в пугающую Тьму, он не хотел оставаться здесь рядом с Тенью. Густав тянулся лишь за единственной Живой искоркой, которая оставляла ему надежду выбраться отсюда и обрести Свет. Сжавшись всем телом, как перед неизбежным столкновением с автомобилем, без тормозов несущимся прямо на него, Густав сделал несколько шагов дальше по коридору. Лязгнула одна из кроватей. Густав нервно повернулся к ней и тут же осознал, что движение кого-то или чего-то иного просто не могло бы стать причиной такого звука в лунном полумраке старой больницы, ведь там никого не было. Просто старик случайно задел край изголовья своим коленом.

Светлячок продолжил свой безмолвный полет. Оставив позади последнее окно, в которое теперь с таким трудом пробивались призрачные лучи света сквозь застилающую лунный диск облачную дымку, он превратился в расплывчатое сияющей синевой круглое пятнышко в беспроглядной темноте. Огонек все уменьшался и уменьшался, пока не стал размером с пылинку, и затем исчез.