Риданские истории II

Тот коп, что надевал на нее наручники, остался на некоторое время у дерева, склонившись над газетой. Взяв ее в руки, он на миг задумался. Что Джессика Харт вообще здесь делала одна, в этой глуши на окраине Ридана? Когда он с патрульными приближался к поляне, то обратил внимание на то, что Джессика с кем-то говорила, хотя поблизости не было ни души. Сидела у старого дерева прямо на земле, а у ее ног были раскиданы вот эти детские куклы. Полицейский сосредоточенно размышлял над этим, глядя на разбросанные кругом старые игрушки. Затем уставился на фотографию, и его лицо вытянулось от удивления. Газета была очень старой, выпуск 1980 года. Но снимок вырисовывался четкий. С фотографии глядела молодая девушка, один в один Джессика Харт! Под фото имелась коротенькая статья:

«Пропала еще одна девушка. Имя Элизабет Харрис. Двадцать девять лет. Волосы каштановые, глаза синие, худощавого телосложения. Последний раз примелькалась на автобусной остановке по маршруту Хит-Лейн — Центральный Парк, Ридан. Всех, кто обладает хоть какой-то информацией по ее местонахождению, просим позвонить в местное управление полиции…»

— Не может быть! — ахнул офицер, тронув за козырек форменную фуражку. — Поразительное сходство…

Еще раз изумленно хмыкнув, он засунул газету под мышку и, пнув одну из кукол носком ботинка, зашагал вон из леса, то и дело покачивая головой.

— Когда Джесси положила трубку, я почувствовал — дело дрянь, Никки. Иногда бывает, возникает такое чувство ни с того, ни с сего, понимаешь? Она сказала мне, что знает, что делать и… Да ведь я тебе уже рассказывал об этом…

Джарет и Никки стояли у белой двери с маленьким застекленным окошком, сквозь которое было видно одиночную палату с белыми стенами и металлической кроватью. В углу на голом полу сидела Джессика, покачиваясь из стороны в сторону. Она глядела перед собой в одну точку, обхватив руками поджатые к подбородку колени.

— Как она могла убить ножом ту старушку, ума не приложу… И, главное, зачем? — совершенно пустым голосом продолжал Джарет.

— Она ведь не созналась, — напомнила ему Никки.

— Тем хуже для нее, — вздохнул напарник. — Полицейские в то утро неплохо поработали в ее квартале. Один из соседей случайно застукал Джесси в дверной глазок, когда она тащила бездыханную миссис Миллер из своей квартиры по лестничной площадке. Эксперты изучили следы пыли, потертости от двери до двери, провели еще кучу всяких анализов… Следы волочения действительно остались. Также в квартире убитой нашелся пыльный след от обуви Джесси у самого окна, из которого она и выбросила миссис Миллер. Еще одна важная деталь: за несколько минут до смерти Миллер говорила со своей кузиной по телефону, когда услышала, как Джесси кричит в квартире. Об этом она, конечно, сказала сестре в трубку и, пообещав перезвонить, как только узнает, что там происходит, прервала разговор. Полицейские говорили с миссис Келлер. Она-то и рассказала об этом. Но это еще не все. Когда наутро к Джесси постучался полицейский, она рассказала, что под окнами шумели несколько мужчин, в которых она запустила свой цветочный горшок. Черепки от горшка, действительно, лежали на тротуаре, однако соседка миссис Марш, что живет в доме напротив, утверждала обратное. Никаких мужчин на улице в это время не было. На звон разбитого горшка она выглянула на улицу и увидела одну лишь Джесси в раскрытом окне своей квартире. Она еще подумала тогда, что мисс Харт опять запила и не стала устраивать с ней перепалку через всю улицу…

— Ты так переживаешь, Джарет, а ведь она совсем тебе не родная сестра. — Никки привычно положила свою руку ему на плечо. — Она преступница, Джарет. Ничего не поделаешь…

— Родная или не родная… Что бы сказала матушка, будь она жива?..

Джарет отвернулся от двери и медленно пошел по коридору. За ним пошла и Никки, лишь на несколько секунд еще задержавшись у окошечка палаты, чтобы мысленно попрощаться с «полоумной убийцей Джесс», как она нарекла Джессику втайне от Джарета.

Джессика глядела на пахнущий гнилью, дырявый мешок, стоящий в углу ее палаты. Вот уже вторые сутки она не спала, и не ела, и не сводила глаз. Ей было страшно. Внутри нее застыла боль, которая с каждым часом все больше нарастала и терзала ее сознание. Последние слова, которые сказал ей Ткач, на мгновение выглянув из-под свисающей простыни ее кровати, звучали страшнее, чем слово «смерть».

«Тебе придется сделать выбор, — сказал он тогда, ужасающе двигая челюстями. — Сгинуть в худом мешке навсегда без права на шестую жизнь или Джарет кончит так же, как тот шериф, что сгнил, словно головешка, полтора века назад. Я даю тебе пять дней на размышление… Пять дней, которые досуха выпьют из тебя кровь… Время пошло…»