Рико, Оскар и разбитое сердце

– Моя мама. Она просто ушла. Ты ведь об этом хотел спросить, да?

Я ошарашенно уставился на него. Оскар уставился на меня. Пялиться на кого-то – его любимый трюк. Но на этот раз он сработал не очень. Глаза Оскара зеленели зеленее фисташкового мороженого, которое он как раз ел. А блестели – почти как у Вемайера, когда тот восхищался кукурузными далями. Только у Оскара они блестели печальнее.

– Она ушла, потому что не любила моего отца, – сказал он. – И меня не любила. Поэтому родительские права получил отец.

– Что это за права?

– Так говорится – права, а на самом деле обязанность. Обо мне заботиться.

Между глазами у Оскара сделалась глубокая морщинка.

– Я тогда еще не ходил в школу и часто представлял, как она вернется. Из-за того, что скучает по мне. Только это была всего-навсего иллюзия. Она не вернется. И я про нее больше не вспоминаю. И больше не говорю.

Пластмассовая ложечка как лопата вонзилась в последний шарик клубничного.

– Я просто ем мороженое.

ИЛЛЮЗИЯ

Это когда ждешь, что произойдет что-то замечательное или что получишь что-то хорошее, а в конце выходит сплошное разочарование и зареванно-засморканные платки. Почему-то так чаще всего бывает на Рождество.

Уже почти среда

Бинго!

У

же поздно. Но я успел занести в дневник почти все, что случилось во вторник. Допишу уж до конца.

Оскар спит. Если навострить уши, то даже здесь, в гостиной, можно услышать, как он дышит. Вчера я одолжил у Бертса спальный мешок и надувной матрас. На матрасе узор из цветочков. Получается, что Оскар как будто лежит на красивом лугу.

Если б знать, что происходит в его голове! И почему он не хочет об этом рассказывать. Сегодня вечером на бинго, когда мама выиграла и встала, чтобы подняться на сцену и забрать приз, Оскар совершенно неожиданно повел себя очень странно. А потом еще страннее.

А ведь до того все было просто здоровско…

* * *

Мы с Оскаром вернулись на Диффе и возле дома увидели Бертса посреди всяких инструментов. Перепачканными маслом пальцами он ковырялся в своем красном «дукати».

– Ну что, суперагент, – сказал он, увидев меня, – уже можно спокойно ходить по городу? Газетчики больше не выпрыгивают из-за каждого угла?

– Ага. Но Оскар пока что инкогнито. На всякий случай.

– А, так это ты – Оскар. – Бертс перевел взгляд на Оскара и уставился в черные стекла его очков. – Ну и ну, я рад! Пожать тебе руку, к сожалению, не могу, весь перепачкался. Но я правда очень рад.

Бертс дружелюбно ухмыльнулся. Зубы у него были ослепительно белые. Как цветок эдельвейс, который растет в Альпах. Я сразу представил себя на вершине заснеженной горы. Бертс это умеет: улыбнется тебе, и сразу понятно – мир в порядке. Или Бертс приведет его в порядок для тебя, если захочет.

На прошлой неделе он пригрозил одному журналисту отлупить его, если тот не уберется от нашего дома. И больше мы никаких газетчиков не видели. Когда я еще лежал в больнице, мама сказала, что мы живем в быстром мире, где все быстро забывается. И она оказалась права.

Бертс положил отвертку, провел рукой по темным волосам, подстриженным ежиком, и посмотрел на Оскара повнимательнее.

– То, что ты сделал, мистер Инкогнито, – это был мужественный поступок. Уже более-менее оправился от этой небольшой экскурсии в пыточный подвал на четвертом этаже?

Оскар поднял очки на лоб и уставился на Бертса. Как будто хотел выяснить, почему он это спросил: из простого любопытства или настоящего интереса. Оскар решил, что интерес был настоящий.

– Я про это уже разговаривал с психологом, – сказал он. – Мне не хотелось, но это было обязательно. Потому что у большинства похищенных развиваются приступы страха или они начинают ночью писаться в постель.

– Даже взрослые? – спросил я. Оскар мрачно кивнул.

ПИСАТЬ В ПОСТЕЛЬ

Когда тебе во сне очень нужно в туалет, то начинает сниться, будто ты уже там. И пожалуйста – дело пошло. А вот писать в постели совершенно безопасно. Каждый раз я удивляюсь, как можно было придумать два одинаковых слова, которые означают совершенно разное. А всего-то надо переставить ударение!

Бертс одарил Оскара своей альпийской улыбкой.

– И как, начал ты писаться?

– Нет, конечно, – Оскар понизил голос. – Но в первую неделю после похищения каждую ночь просыпался весь в поту, потому что мне снилось, что теперь до конца жизни придется питаться гамбургерами и картошкой фри!

– В зеленой комнате ему ничего другого не давали, – добавил я. – Только еще колу.

Бертс понимающе кивнул.