Римский орел. Орел-завоеватель

Как раз в тот момент, когда в рассветном воздухе чуть приглушенно, словно из другого мира, прозвучал отдаленный зов варварских рогов, Катону помогли подняться на борт плоскодонного суденышка. Затем над серой стеклянной гладью реки покатились звуки боя, но почти никто из находившихся в лодке легионеров никак на это не отреагировал. Правда, сам Катон поначалу присел и прислушался, но, оглянувшись и увидев боль и усталость на лицах окружавших его людей, понял, что это уже не их и не его дело. Он исполнил свой долг, ощутил, как горячит кровь ярость схватки, познал страдание и разделил с товарищами радость победы. А сейчас более, чем что-либо другое, ему нужен был отдых.

В то время как гребцы равномерно орудовали веслами, а большинство пассажиров сонно клевало носом, Катон, чтобы отвлечься от хотя и смягчившейся, но все же докучливой боли, прилежно глазел по сторонам. Когда лодка проплывала мимо одного из боевых кораблей, юноша, подняв глаза, увидел прислонившегося к борту моряка — с непокрытой головой и маленькой кожаной фляжкой в руке. Лицо и руки этого человека покрывала копоть. Видимо, именно он, разумеется в числе других, возился с зажигательными снарядами, которыми корабли весь прошедший день щедро осыпали позиции бриттов. Плеск погружавшихся в водную гладь весел привлек его внимание, и он в знак приветствия поднял руку.

Катон кивнул в ответ:

— Жаркая выдалась работенка?

— Сам видишь, оптион.

Глядя на вожделенную фляжку, юноша непроизвольно облизал губы, и моряк, смекнув, что к чему, рассмеялся:

— Держи, парень. Похоже, оптион, сейчас тебе вино нужнее, чем мне.

Несмотря на скованность во всех членах тела, вызванную усталостью и болью, Катон поймал на лету фляжку, внутри которой соблазнительно булькнуло содержимое.

— Спасибо!

— Типичный хренов морячишка! — проворчал один из гребцов. — Эти бездельники на своих посудинах только и знают, что дни напролет хлещут вино.

— Ага, а нам в это время приходится вкалывать, — подхватил его напарник.

— Это твои проблемы, приятель, — весело отозвался с высоты борта моряк. — И следи, куда правишь, а то, чего доброго, твоя лохань налетит на якорную цепь.

— Заткнулся бы ты лучше, — вяло ругнулся один из гребцов, однако совету внял и стал отгребать в сторону от высокой корабельной кормы.

Моряк рассмеялся и поднял руку в насмешливом салюте. Катон вытащил из фляжки затычку, отпил добрый глоток вина и чуть не поперхнулся от внезапного грохота. Установленная на палубе тяжелая катапульта швырнула в направлении видневшегося ниже по течению скопления варварских колесниц клеть, набитую щебнем. Живо интересуясь, насколько метким может быть столь громоздкое оружие, Катон проследил за грузным снарядом, полетевшим по очень высокой дуге. Бритты, в отличие от оптиона, все свое внимание сосредоточили на штурмуемом укреплении, и черную точку в воздухе никто из них не заметил. За что они и поплатились: снаряд рухнул в самую гущу людей, лошадей и повозок, разметывая во все стороны острые камни. Следом за прокатившимся над водой глухим ударом послышались вопли и стоны. Спустя мгновение бритты рассеялись, и там, где только что теснилось их скопище, остались лишь тела убитых и раненых.

Когда корпус военного корабля растаял в молочном сумраке, Катон прислонился к твердому борту лодки и, несмотря на тянущую боль от ожогов, закрыл глаза. Усталость брала верх даже над телесными муками, да и выпитое вино сделало свое дело — юноша погрузился в глубокий сон. Настолько глубокий, что, когда его подняли и перенесли с лодки на одну из лазаретных повозок, он не проснулся, а лишь пробормотал что-то невнятное. Спал он и всю тряскую дорогу до лазарета и лишь слабо пошевелился, когда лекарь, чтобы оценить состояние нового пациента, велел раздеть его и потрогал обожженные места. После того как ожоги были снова смазаны заживляющим составом, Катона включили в списки ходячих раненых, отнесли в расположение его центурии и бережно уложили на походную постель.

— Эй!.. Эй! Просыпайся.

Катона буквально вытряхнули из сна, бесцеремонно дернув обеими руками за ногу.

— Эй, солдат. Хорош дрыхнуть. Хватит симулировать, у нас работы по горло.

Катон открыл глаза, прищурился от яркого света полудня и увидел перед собой сидящего на корточках Макрона. Центурион в притворном отчаянии качал головой, но улыбался.

— Ох уж мне эта хренова молодежь, им бы только валяться дни напролет. Попомни мои слова, Нис, когда мы, старики, вымрем, для империи настанут печальные времена.

Катон глянул через плечо командира и увидел уходящую ввысь фигуру хирурга. Нис хмурился.

— Я думаю, что паренек пока еще нуждается в отдыхе. Не в том он состоянии, чтобы приступать к исполнению своих обязанностей.

— Надо же, не в том состоянии! Нет уж, приятель, главный лекарь решил иначе. Ясно же сказано, он ходячий, а раз ходячий, так пусть топает в строй.

— Но…

— Никаких «но», — решительно заявил Макрон и рывком поднял своего оптиона. — Я правила знаю. Малый вполне здоров, чтобы драться.