Рис

– Нет родных у меня, – У Лун хрустнул костяшками пальцев. – А письма, что ты составляешь, доходят?

– Всегда. Был бы адрес с живым адресатом, – отставив жаровню, старик взял бумагу и кисть. – Так кому письмецо?

– Да не знаю я адреса, имени толком не знаю, – У Лун пожирал старика умоляющим взглядом. – Почтенный... достойнейший Лю. Ты не знаешь его? Так на почте, наверное, знают.

– Кому... Лю Пи Цзи? – старичок отложил в изумлении кисть. – Ты ему писать хочешь? О чем? Чтоб в Братву тебя взяли?

– «Крепыш», напиши, «прёт Чжи Юнь».

– Что-то я не расслышал, – старик подозрительно зыркнул глазами. – Да кто ты такой, чтоб такое письмо... Отродясь таких писем не писывал!

– Сколько? – У Лун помрачнел. – Напиши, что сказал, и монета с меня. Деньги есть.

– Адресок Лю Пи Цзи мне известен. Ведь скольким торговцам он должен, так сами боятся идти. Вот за них и пишу, – бормоча, старичок разложил лист бумаги и косо взглянул на У Лу

н’а. – Не стану я бранное слово писать. Напишу «совершает прелюбодеяние»: смысл-то один.

– Лишь бы было понятно.

У Лун посмотрел на письмо и, порывшись в подкладке, пристроил на столик монету. Внезапно он вспомнил, ведь ей расплатился с ним бане Крепыш. И той же монетой я днесь оплатил его гибель. У Лун огляделся. Морозная стынь подгоняла снующих у лавок прохожих. Он всем безразличен. Никто не сумел разгадать, что творилось в тот час у него на душе.

Письмо было первою тратой У Лун’а. И он не спустил деньги зря. У Лун представлял, как неспешно сдирается с плеч Крепыша бледно-желтая кожа. И это не стоит монеты? Нет, если что стоит монеты, то жизнь Крепыша.

Дня через три по лавчонкам на улице Каменщиков зашептались о малопристойном конце заправилы Портовой Братвы: де, раздев догола, Крепыша запихнули в мешок и отправили в реку. Набившись в прибрежный кабак, братаны – так шушукались в чайных – упились настолько, что плача влезали на стол, дабы клясть произвол и жесткость известного всем господина, который считал себя вправе прихлопнуть любого из них как какую-то муху. Слухи плодились так быстро, что стала известна сама подоплека убийства: Крепыш, предаваясь распутству с Чжи Юнь, «разлил уксус»[11] в душе у почтенного Лю.

О письме, что отправил У Лу

н, не проведал никто. Ранним утром, толкаясь на улице Каменщиков возле полного сдобных пампушек котла, он услышал:

– Убили вчера Крепыша.

В руках заплясала набитая снедью корзина.

– Дошло, – глухо мямлил У Лун, выбираясь из плотной толпы. – Досточтимый письмо получил.

Не разбирая дороги, он мчался в лабаз, окропляя промерзшие камни брусчатки дождем белых капель: то лилось чрез край молоко, бултыхаясь в кривом медном чайнике. Только у самых ворот он унял свою прыть, усомнившись в надежности слухов. Так быстро? Трех дней не прошло. От письма такой прок?

Хозяин прихлебывал чай, когда в залу ворвался У Лун, чтоб немедленно ринуться прочь из лабаза.

– Сдурел с утречка? – заорал ему в спину хозяин.

– Я на мертвеца посмотреть. Ненадолго.

– Кто умер? – хозяин привстал. – Что, опять кто-то умер?

– Крепыш!!! – заревел с такой силой У Лу

н, что хозяин с испуга подпрыгнул.

Хозяин хотел еще что-то спросить, но У Лун уже скрылся из глаз.

Три квартала от улицы Каменщиков до речного причала У Лун пролетел, рассекая потоки людей, наводнявших промерзшие улицы. Солнце уже поднялось над гранитным подножьем подъемного крана, наполнив речные просторы сверкающим светом. Казалось, весь мир испускает слепящие око лучи. Обновленная: светлая, чистая – перед У Лун’ом раскинулась пристань. От прежних его впечатлений, от страха и тьмы в один миг не осталось следа.

У Лун медленно шел вдоль реки. Где же кровь Крепыша? После смертоубийства должно же хоть что-то остаться. Но на земле кроме масляных пятен, обрывков бумаги и мелких кусочков угля У Лу

н так ничего и не высмотрел. Знать, не ножом. Может, камень на шею и в реку? У Лун осознал, что, увы, упустил вожделенную сцену – не видел, как умер Крепыш. На коленях ли он умалял о пощаде? Сумел ли постичь, кем была уготовлена смерть?

– Ты там ищешь чего? – над тюком показалось лицо собирающей рухлядь старухи.

– Я? Да... Мертвеца. Ты вчера мертвеца не видала?

– В порту каждый день мертвецы. Так какой тебе сдался?

– Крепыш. Из Портовой Братвы. Я его... хоронить собираюсь.

– Его барахло? – старуха, порывшись в корзине, достала чернейшего шелка халат, и такового же цвета штаны, и такую же круглую шляпу. – Продам. Только деньги вперед.

У Лун заворожённо смотрел на добычу старухи. Крепыш, в самом деле, носил эту шляпу, халат и штаны... Где же туфли? Где туфли, нещадно давившие пальцы руки, что вцепились в кусочек свинины? У Лун вскинул голову, глянув на синее, с красной каймой на востоке, бездонное небо. Глаза, как и прежде, слепил яркий свет. По щеке вдруг скатилась холодная капля. Слеза. Откуда взялись эти странные слезы?