Риск эгоистического свойства

– Ты помнишь и умеешь все, чему я тебя научил. Теперь за тебя можно сильно не бояться, и присматривать не надо каждую минуту. Если, конечно, что случится, я приеду и буду рядом. Брошу все и приеду. Только давай договоримся, ты ничего скрывать от меня не будешь, ни плохое, ни хорошее.

– Не буду, не буду, только не уезжай!! – просила она, от отчаяния сложив ладони замком, да так, что побелели костяшки пальцев. – Я без тебя пропаду! Как же я без тебя?!

Он потянул ее за локоть, усадил рядом, обнял за плечи – самый родной, единственный родной человек! – погладил по голове, чмокнул, как бывало, в макушку.

И не было того жуткого взгляда никакого, померещилось ей!

Привиделось.

Вот же он, все тот же родной Тимофей! Рядом, обнимает, успокаивает…

– Нет, Кошка, если постоянно тебя пасти, ты так соплей и останешься, не научишься сама за себя стоять. Ты сильная, ты многое знаешь и умеешь, пора учиться не дрейфить, Катюха! Будем переписываться, как раньше, может, получится звонить както.

– Я не хочу так! – сопротивлялась она краху надежд, ожиданий спокойной жизни рядом с ним.

– Тебе нравится медицина? – неожиданно спросил Тимофей, посильнее прижав ее к своему боку.

– Да. Очень! – кудато в его плечо капризно буркнула Катька.

– А мне нравится то, чем я собираюсь заниматься. Сечешь?

Она помолчала. Думала и сопела в короткий рукав его футболки.

И почувствовала, что должна принять, смириться с его решением и отпустить его.

– Понимаю…

Катерина проводила его без слезсоплей, без надрыва и уговоров, собранно, как взрослый человек, привыкший многое терять в жизни.

А плакала потом. В подушку, ночью, дождавшись, когда бабушка уснет.

И последней сменой ресторанных блюд в череде перемен жизнь преподнесла ей еще одну неожиданность.

Десерт, так сказать.

В конце августа Катерина получила и предоставила Ксении Петровне расписание лекций и занятий, присовокупив к нему график своей работы санитаркой, с которой не собиралась уходить изза поступления в институт.

– Ладно, – сказала бабушка, бегло просмотрев оба листка, – оставь, я изучу и составлю твое новое расписание на каждый день.

– Хорошо, – порадовала покорностью внучка, – только в нем надо учесть, что мне придется много заниматься дома и часы посещения библиотеки, когда это понадобится.

– Это очень расплывчато: «много заниматься» и «когда понадобится». Реши, сколько времени тебе необходимо для домашних занятий, и точно отметь, по каким дням и часам ты будешь посещать библиотеку.

– И то и другое по возникающей необходимости, – недолго искрила покорным почтением Катька.

– Иди, – отпустила ее бабушка.

На следующий день Ксения Петровна Александрова огласила Катерине Воронцовой свое решение о том, каким образом внучка будет жить дальше:

– Я внимательно изучила расписание твоих занятий и работы, учла также и замечание о библиотеке и домашних занятиях. И пришла к выводу, что график твоей жизни сильно помешает моему распорядку и нанесет вред самочувствию. Ты станешь задерживаться неизвестно где, возвращаться в неурочное время, это внесет хаос в мою жизнь. А я буду нервничать, волноваться, что мне с моим сердцем категорически запрещено.

Сердце у Ксении Петровны, как и положено любому «пламенному мотору», находилось в полной боевой исправности, вызывая у Катьки смутное подозрение, а знает ли бабушка вообще, где находится этот орган в ее теле.

И все остальные органы, вместе взятые. Ибо здоровьем Ксения Петровна, как и убеждениями и характером, обладала железными. За девять лет их совместной жизни бабушка Александрова посещала поликлинику регулярно – раз в полгода, проходила всевозможные обследования на предмет строгого слежения за своим здоровьем. Из всех лекарственнооздоровительных препаратов Ксения Петровна принимала только витамины.

– Поэтому я решила, что на время учебы тебе лучше проживать в студенческом общежитии. Летом, после сессии, станешь жить здесь.

– Но мне не положено общежитие, у меня московская прописка. Да и тем, кому положено, иногородним, дают одному из десяти, мест нет, – не могла поверить в возможность обретения свободы Катерина.

– Этот вопрос я решу, – твердо заявила Ксения Петровна.

Катька смутно подозревала, что бабушка хочет избавиться от нее навсегда, а заодно лишить внучку отягощающей ее московской прописки. И как ни уговаривала она себя, что подозрения эти сильно смахивают на застарелые детские обиды и страхи и приписывание бабушке излишних ужасных и злых черт характера, но освободиться от такого ощущения не получалось, и Катерина сомневалась, что в один момент «оковы пали, и свобода…»!

И пали по личной инициативе начальника охраны тюрьмы!!!

На какие там «старые» связи давила товарищ Александрова и по каким чиновникам ходила – загадка!

Но через десять дней Ксения Петровна молча вручила Катьке ордер на поселение в общежитие на одно койкоместо. А ее московская прописка осталась при ней, Катерине.

Боясь спугнуть эту сладостную, неизвестную, манящую свободу, Катерина собралась за час, старательно убрав после сборов, вымыв и приведя в образцовый порядок всю квартиру. И тут же уехала, скупо попрощавшись.