«Ну конечно, не понимаешь. По существу, все слишком полагались на огромного спрена. Беда в том, что спрена можно посадить в самосвет, и человеки это поняли. Итог: Ба-Адо-Мишрам получила очень тесную тюрьму, а души всех певцов до единого разодрало в клочья. Потребуются нешуточные усилия, чтобы восстановить разумы певцов по всему миру. Мы ускорим процесс с помощью твоего народа: облачим вас в буреформу и притащим большую бурю из Шейдсмара. Вражда считает, что все получится, – и, учитывая, что он у нас бог совсем не маленький, мы будем делать то, что он говорит. Альтернатива подразумевает много боли и время от времени красочное расчленение».
Венли кивнула проходившим мимо слушателям. Это были члены другой семьи; она это понимала по цвету лент в их косах и типу самосветов в бородах мужчин. Венли нарочно запела один из слабых старых ритмов, чтобы они услышали, но эти новички даже не взглянули в ее сторону, хоть она и была важной персоной.
«Терпи, – сказал Улим. – Как только состоится Возвращение, ты будешь провозглашена той, кто его инициировал, – и тебе воздастся по заслугам как самой важной из всех слушателей».
– Ты говоришь, что мои предки были предателями, – прошептала Венли. – Но мы вам нужны. Если бы они не откололись, вы бы не использовали нас в своем заговоре. Вы должны быть им благодарны.
«Им повезло. Но это не значит, что они не были предателями».
– Возможно, они знали, что собирается сделать Ба-Адо-Мишрам, и поэтому настроились на ритм мудрости, а не на ритм предательства.
Она, конечно, знала это имя. Как хранительница песен, она знала имена всех девяти Несотворенных – они входили в число богов, которым ее народ поклялся никогда больше не поклоняться. Но чем больше она говорила с Улимом, тем меньше внимания уделяла песням. Старые слушатели запомнили неправильные вещи. Как они могли сохранить имена Несотворенных, но забыть что-то столь простое, как принятие трудоформы?
«В любом случае какая разница, что сделали твои предки? – сказал Улим. – Мы должны подготовить твой народ к формам власти, а затем заставить их вызвать бурю Вражды. А дальше все пойдет своим чередом».
– Это может оказаться сложнее, чем ты думаешь, спрен, – сказала Венли в ритме насмешки.
Она понизила голос – мимо проходила еще одна группа слушателей. Город был так переполнен в эти дни, что с трудом удавалось отыскать спокойный уголок для размышлений.
«Формы власти, Венли. Способность изменять мир. Сила, превосходящая все, о чем ты когда-либо мечтала».
Добравшись до центра города, она засунула руки в карманы одеяния. Она и не заметила, в какой момент свернула сюда, к дому своей семьи. Войдя, Венли увидела, что мать распускает ковер, который сама же и соткала. Джакслим вздрогнула от неожиданности.
– Это всего лишь я, – сказала Венли в ритме мира.
– Я опять ошиблась, – сказала Джакслим, склонившись над ковром. – Каждый раз ошибаюсь…
Венли попыталась настроиться на ритм безразличия, один из новых, но не смогла. Не здесь, не с матерью. Вместо этого она села на пол, скрестив ноги, – как в детстве, когда учила песни.
– Мама, – сказала Венли в ритме похвалы. – Все ошибаются.
– Почему я больше ничего не могу сделать правильно?
– Мама, ты можешь рассказать мне первую песню? – прошептала Венли.
Джакслим продолжала ковырять ковер.
– Ты ее знаешь, – продолжила Венли. – Дни мы воспеваем. Дни, что знали когда-то. Дни…
– Дни боли, – сказала Джакслим в ритме воспоминаний. – Дни потерь. Дни славы.
Венли кивнула, а Джакслим продолжила. Эта монотонная песня относилась к тому времени, когда ее народ покинул поле боя. Бросил своих богов. Ушел куда глаза глядят.
«Это больно слышать, – отметил Улим. – Ваши предки понятия не имели, что делают».
Венли не обращала на него внимания, прислушиваясь, чувствуя ритм воспоминаний. Чувствуя себя… собой. Ведь все дело было в том, чтобы найти способ помочь матери. С самого начала.
«Нет, – призналась она. – Ты себя в этом убедила. Но ты хочешь большего. Ты всегда хотела большего».
Она знала, что формы меняют образ мыслей. Но была ли она теперь в новой форме? Спрен пустоты увиливал от объяснений. Очевидно, в ее светсердце сидел нормальный спрен, наделяющий трудоформой, – но туда втиснулся и сам Улим. И он мог говорить с ней, даже слышать, о чем она думает.
«Ты в одиночку вернула своему народу боеформу, – прошептал Улим. – Как только выдашь им дополнительные формы, они будут почитать тебя. Поклоняться тебе».
Венли хотела этого уважения. Так сильно хотела! Но она заставила себя прислушаться к тому, что сделали ее предки: те четыре сотни, что покинули войско, приняв тупоформу.
«А, так глупость в вас заложена от природы, – сказал Улим. – Неудивительно…»
– Они создали нас, – прошептала Венли.
Мать продолжала петь и как будто не слышала, что ее прервали.
– Они не были дураками. Они были героями. Их основное учение, сохраняемое во всем, что мы делаем, состоит в том, чтобы никогда больше не позволять нашим богам править нами. Никогда не принимать формы власти. Никогда не служить Вражде.