Ему не нравилось, когда люди называли его глупым. Люди называли друг друга глупцами, когда совершали ошибки. Даббид не был ошибкой. Он мог ошибаться. Тогда он был глуп. Но не всегда. Он не мог думать быстро, как другие. Но это делало его иным, а не глупым. Глупость – то, что можно выбрать.
В прошлом люди понимали, что он другой, стоило Даббиду что-то сказать. Он постиг это, меняя одну работу на другую после смерти матери. Стоило сказать хоть слово, все понимали. И поэтому… с Четвертым мостом… он просто решил молчать.
Тогда они ничего не узнают. Не поймут, что он другой. Он будет просто членом Четвертого моста.
Потом все начали получать спренов. Кроме него. А дальше башня заговорила с ним. И… он все еще не понимал, сделал ли что-то глупое. Но пойти к Рлайну было не так уж глупо. Он был в этом уверен.
Поэтому сегодня Даббид старался не думать о своих ошибках. О том, что, будь он сильнее, мог бы помочь Каладину сражаться. О том, как лгал остальным, притворяясь, что разучился говорить. Он попытался сосредоточиться на том, чем может помочь.
Он повел Рлайна по туннелям. Пару раз они встречались с певцами. Рлайн говорил спокойным ритмичным голосом, и певцы не обращали на него внимания. Они поднимались все выше и выше, и Даббид показал потайную лестницу. Они прокрались мимо патрулей на шестом этаже.
Все выше и выше. Сердце Даббида бешено колотилось. Как тревожно! Встретит ли их Крадунья, как обещала? Крадунья знала башню лучше, чем они. Она сказала, что справится сама. А если убежит?
Когда они добрались до места встречи на десятом этаже, Крадунья уже ждала их. Она сидела на земле и ела карри с хлебом.
– Где ты это взяла? – спросила Рлайн.
– Сплавленные. – она взмахнула рукой. – Забавно. Им нужно есть. Значит, по-большому они тоже ходят?
– Наверное, – неодобрительно произнес Рлайн.
– Ой, прям пяткой по причиндалам… – захихикала Крадунья. – Ты бессмертный и можешь прожить века. Умеешь летать, проходить сквозь камень и все такое прочее. Но отливать тебе все равно приходится, как и остальным.
– Не вижу смысла в этом разговоре, – сказал Рлайн. – Поторопись. Нам нужно добраться до Каладина.
Она демонстративно закатила глаза, потом встала и протянула Даббиду лепешку. Он кивнул в знак благодарности и отложил ее на потом.
– Когда ты начал говорить? – спросила его Крадунья.
– Мне было шесть. Мама так сказала.
– Да нет, я… – она взмахнула рукой, указывая на него.
Даббид покраснел и уставился себе под ноги.
– Давно. Просто не хотел.
– Говорить не хотел? Со мной такого ни разу не случалось. Ну, разве что в тот день, когда я съела ужин королевы, но его же оставили без присмотра, понимаешь? Она его не спрятала, а зря. Это ее вина, сказала я ей, все равно что бросить меч там, где ребенок может наступить на него и порезать себе ногу или что-то в этом роде.
– Может, пойдем? – резко спросил Рлайн.
Остаток пути Даббид вел их за собой. Теперь он еще сильнее беспокоился. Неужели опоздал? Неужели Каладин умер, пока его не было? Неужели он слишком медлительный, чтобы помочь? Слишком другой, чтобы быстрее сообразить, как следует поступать?
Даббид повел их на одиннадцатый этаж, но дверь перестала работать. Прошло слишком много времени с тех пор, как Каладин ее зарядил. Однако у них была Крадунья, и, когда она прижала руку к камню, дверь открылась.
Там пахло потом и кровью. Даббид поспешил мимо Тефта к Каладину. Он лежал на полу, под одеялом. Бился в конвульсиях. Живой.
Все еще живой.
– Шквал… – проговорила Крадунья, шагнув вперед.
Лицо Каладина покрылось потом. Тихо рыча сквозь стиснутые зубы, он крепко жмурился и судорожно дергался под одеялом. Даббид разрезал его рубашку, чтобы осмотреть раны. Весь бок был в струпьях. Воспаление распространилось по коже ярко-красным пятном, на котором копошились маленькие спрены гниения.
Крадунья отпрянула, обхватив себя руками:
– Шквал!
– Я… никогда не видел такой лихорадки, – сказал Рлайн, возвышаясь над ними. Знал ли он, насколько грандиозным кажется в боеформе? – А ты?
Крадунья покачала головой.
– Пожалуйста, – взмолился Даббид. – Пожалуйста, помоги.
Девочка протянула руку ладонью вперед и вспыхнула. Буресвет заструился от ее кожи, как белый дым. Она опустилась на колени и сперва отшатнулась, когда Каладин снова начал дергаться, затем ринулась вперед и прижала ладонь к его груди.
Краснота тут же отступила, и спрены гниения убежали, как будто не могли вынести прикосновения Крадуньи. Каладин дугой выгнул спину. Ему больно!
Затем он рухнул на одеяло. Крадунья прижала другую руку к его боку, и рана продолжила заживать, краснота отступала. Девочка нахмурилась и прикусила губу. Даббид тоже прикусил. А вдруг это поможет?
Крадунья вложила в Каладина столько буресвета, что он сам начал светиться. Когда девочка выпрямилась, струпья соскользнули с его бока – под ними оказалась гладкая кожа.
– Тяжело… – прошептала гранетанцовщица. – Даже тяжелее, чем когда я спасла Гокса. – Она вытерла лоб. – Я вся вспотела.
– Спасибо. – Даббид схватил ее за руку.
– Фу, – сказала Крадунья.
Ой! Это была та самая рука, которой она только что вытирала пот.