Явление мертвоглазой затмило все, что он мог сказать, любые другие доводы, которые он мог выдвинуть. Он посмотрел на Келека, тот кивнул и жестом велел ему идти. Гневные вопросы терзали Адолина, пока он поднимался по ступенькам со всем достоинством, на какое был способен. Он понимал, что такое подстроенная дуэль. Его с самого начала предупреждали, что так и случится. И все же он верил, что сможет убедить их.
«Идиот».
Через несколько часов после второго испытания Адолина Шаллан закрыла глаза, положила голову на его обнаженную грудь и прислушалась к биению его сердца.
Она никогда бы не подумала, что этот звук способен так ее утешить. Большую часть жизни она не задумывалась о том, что значит быть так близко к другому человеку. Она и представить себе не могла блаженное тепло чужой кожи; то, как защищенной рукой тянется к его лицу, запускает пальцы в его волосы. Разве по силам ей было предвидеть эту чудесную близость, его дыхание на своих волосах, его сердцебиение, более громкое, чем ее собственное? Ритм его жизни…
Когда она вот так лежала, все казалось – на мгновение – совершенным.
Адолин положил руку на ее обнаженную спину. В комнате было темно, шторы задернуты. Она не привыкла к темноте; обычно хоть одна малая сфера давала немного света. Но здесь у них не было сфер.
Кроме той, которую Шаллан спрятала в сундуке. Рядом с кубом, творящим связь между мирами. И очень особенным ножом.
– Любовь моя, – прошептал Адолин в темноте. – Что я сделал, чтобы заслужить тебя?
– Богохульствовал, наверное. Или жестоко подшутил над братом. Я не знаю, что должен натворить человек, чтобы Всемогущий проклял его мной. Возможно, ты просто замешкался и не успел удрать.
Он провел рукой по ее обнаженной спине, заставляя ее трепетать, а потом наконец положил ладонь на затылок.
– Ты великолепная, – прошептал он. – Решительная. Забавная.
– Иногда.
– Иногда, – признался он, и она расслышала в голосе улыбку. – Но всегда красивая.
Он так и думал. Он говорил искренне. Она пыталась поверить, что заслужила, но это было трудно. Она так увязла во лжи, что в буквальном смысле не знала, кто она.
А вдруг он узнает? Поймет, кто она на самом деле?
– У тебя ужасный вкус по женской части, – прошептала Шаллан, – и это одна из вещей, которые я люблю в тебе больше всего.
Она снова прижалась головой к его груди, чувствуя, как светлые волосы щекочут щеку.
– И я действительно люблю тебя. Это единственное, что я поняла в своей жизни.
– После сегодняшнего дня я должен согласиться с тем, как ты оценила идею насчет суда. Это был ужасный план.
– Я была бы величайшей лицемеркой в мире, если бы не могла любить тебя, несмотря на твои случайные глупые идеи.
Он провел рукой по ее волосам:
– Они собираются посадить меня в тюрьму. Они уже строят камеру. Я буду для них символом, который можно показывать другим спренам.
– Я тебя вытащу, – сказала Шаллан.
– Как?
– Я украла немного буресвета. Возьму своих агентов и Годеке, и мы организуем спасательную операцию. Сомневаюсь, что спрены чести бросятся в погоню, они слишком параноики для такого.
Адолин вздохнул в темноте.
– Ты не собираешься мне запретить? – спросила Шаллан.
– Я… не знаю, – признался он. – Здесь есть те, кто хочет выслушать меня. Некоторых я могу убедить. Но они боятся смерти, а я чувствую себя неуверенно. Не все подходят для войны, я же пытаюсь их на нее завербовать. Я не могу честно обещать им, что они выживут, что Сияющие не предадут их. Может быть, неправильно требовать, чтобы они присоединились к нам.
– Келек говорил тебе, что их лидеры подумывают перейти на сторону врага, – напомнила Шаллан. – Если так случится, спрены все равно свяжутся с людьми, независимо от того, что они думают сейчас. И люди, с которыми они свяжутся, не из тех, кто беспокоится о безопасности своих спренов.
– Верно, – согласился Адолин. – Буря свидетельница, как бы мне хотелось достучаться до всех присутствующих. Может быть, завтра. У меня есть шанс опровергнуть их показания, задать свои собственные вопросы…
– Адолин! Ты сказал, это ужасный план. Изменит ли последний день хоть что-то?
– Может, и нет. Но, по крайней мере, этот план позволяет мне вступить с ними в бой. Пусть увидят человека, пытающегося быть честным. Даже если у него это плохо получается.
– Быть честным у тебя получается совсем не плохо.
Адолин поморщился.
– Кто-нибудь поумнее мог бы победить, – тихо проговорил он. – Ясна заставила бы их прозреть. А вместо этого – только я. Я… хотел бы я знать, Шаллан. Что делать. Как заставить их понять.
Она крепко зажмурилась, пытаясь вернуться к тому более раннему моменту совершенства. Ничего не вышло. В его голосе звучала слишком сильная боль. Его сердцебиение ускорилось. Его дыхание теперь казалось ей не безмятежным, а расстроенным.
Ее разрывало на части, когда она слышала его в таком состоянии. Этот человек удержал их от эмоционального срыва, когда пал Холинар; он обычно был таким оптимистом. Он пришел сюда с твердым намерением доказать отцу, а может быть, и самому себе, что способен на свершения. Дурацкое испытание отнимет у него все.
Если только…